Маленькая ведьма (Элизабет)
Шрифт:
Миссис Пэрентс мирно объясняла новую тему, голос у неё был тихий и мы всегда прислушивались. Учительница рассказывала о климате Южной Америки, когда раздался громкий шум.
– Ай! – воскликнула Лилия.
– Что случилось? – сказала миссис Пэрентс.
– Чёрт тебя дери! – громким шёпотом сказала Шарлотта, тыкая Лилии в спину карандашом.
Оказалось, что Лиля уронила стеклянный футляр для циркуля, который принадлежал Шарлотте. Изабелла тоже пострадала, так как сидела бедняга за соседней партой. Осколки футляра разлетелись по полу, задев бархатные туфли Изабеллы, на что та громко взвизгнула. Мэри, которая сидела на этом уроке с Лилией, начала лихорадочно нашёптывать ей, что надо делать, но она не слышала.
– Лилия, собери осколки в савок, пожалуйста. –
– Что ты за кривая девчонка! – продолжала её бранить Шарлотта, но всё ещё шёпотом. – Клей теперь!
– Я не собираюсь ничего клеить! – Вскипела Лилия и замахнулась на Шарлотту веником. – Надо будет – сама склеишь.
– Ты виновата, а ещё и веником размахиваешь! – сказала в пол голоса Изабелла и добавила, растянув слово: - Бесстыдница!
– Вот вечно она так, всегда.. – язвительно прошептала Кэти на ухо Изабелле, та закивала.
– Я конечно извиняюсь, но тебе, кажется сказали подмести, а не раскидать осколки по всему классу! – Сказала я шёпотом, потому что Лилия так махала веником, что один из крупных осколком точно бы попал за кафедру или чего хуже, миссис Пэрентс по голове.
– Я и так подметаю! – Отозвалась Лилия нервно.
– …это единственный материк, на котором нет больших территорий, испытывающих недостаток вла..- говорила миссис Пэрентс, но остановилась, потому что увидела, как Лилия строит на парте пирамидку из кусков битого стекла. – Что вы делаете, маленькая мисс? – сказала она, обращаясь естественно к нашему архитектору Лилии.
– Она строит пирамидку, мэм. И лучше вам ей не мешать, ведь свершается историческое событие. – провозгласила Мэри с иронией, и все в классе дружно засмеялись.
География прошла на нервах, так как Лилия весь урок то строила пирамидку, то облизывала эти стекляшки, потому что они ей казались кристалликами сахара, в общем для учительницы этот урок прошёл, как адские муки. Я же успела подметить характер новенькой девочки. Элизабет была тихая, застенчивая, замкнутая и скрытная. Она вяло разговаривала с нами, чаще вообще только здоровалась и всё. Эмили сказала, что она просто никак не может вжиться в коллектив, на что Кэти ответила: «Как можно вжиться в коллектив, когда даже с ним не общаешься?». По крайней мере принуждать её никто не собирался, так как мы прекрасно ограничивались своим обществом.
После каждого урока, мы собирались у парты Эмили всем составом и начинали горячо обсуждать какую-нибудь вещь. Стоило одной из нас сказать слово, остальные начинали развивать тему в том направлении в котором хотелось. Мне это нравилось, я чувствовала сплочённость коллектива. Однако тот факт, что новенькая не желает с нами уживаться меня удручал.
На музыке Кэти закатила скандал, он заключался в том, что оказалась рояль был расстроен и за этот инструмент посадили нашу дорожайшую Кэти! Она разнервничалась и стала жаловаться учительнице. Учительница у нас была полная со светлыми длинными волосами и бог весть что о себе воображала. По мне так, она была горделивой и противной, но есть девочки, которые её любили. Мисс Коннеген подошла к роялю, не знаю, как, но на глаз определила, что рояль не расстроен и пригласила вместо Кэти за него меня. Я уселась, начала играть и обнаружила, что рояль в прекрасном состоянии. Тогда учительница сказала, мол сегодня будем работать в парах, один будет следить за тем, чтобы рояль не расстроился, а другой, будет за ним играть. В пару со мной поставили Кэти и та начала без умолку болтать. Я не слышала о чём, потому что играла на рояле, но болтовня Кэти заглушала всякую музыку. Она отчаянно пыталась перекричать мелодию, а я отчаянно услышать, что я играю. Наконец, она поняла, что я её не слушаю и, заявила, что у неё болит голова. Мисс Коннеген поставила мне в пару Элизабет, а сама повела Кэти к медсестре.
Элизабет подошла к роялю и стояла пять минут, слушав музыку. Потом был в мелодии был перерыв и Элизабет вдруг сказала тихо:
– Мне больше нравится играть, чем слушать…
Я так обрадовалась, я играть на рояле не любила, а вот слушать мне нравилось.
– Так садись играть! – воскликнула я. – Право же, садись, садись.
– А как же ты?
– Ай, да мне всё ровно не нравится играть!
– Очень зря, ты прекрасно играешь! – сказала она и улыбнулась.
– Элизабет, садись за рояль, коль тебе так нравится играть, а я послушаю! – настаивала я.
– Ну хорошо!
Элизабет села за рояль, откинула волосы за спину и плавно начала играть. Весёлая мелодия заструилась, пальцы её скользили по клавишам и лицо было очень вдохновенным. Я слушала с замиранием сердца, видно в тот момент мои глаза казались стеклянными, потому что каждый раз, когда Эмили смотрела на меня, немного посмеивалась. Элизабет закончила играть, вскинула голову и рассмеялась очень звонко.
– Чего ты смеёшься? – улыбнулась я.
– Ты… Ты с таким лицом слушала! – Сквозь смех говорила Элизабет. – Я подумала, ты уснула!
– Ну что ж, делай выводы тогда! – Воскликнула я с напускной нервозностью.
Мы отлично провели тот урок и перемену после него. Элизабет похвалили на музыке и она заметно оживилась. Она разговаривала со мной, я узнала, что она не здешняя, что ей тринадцать лет. День был холодным и пасмурным, небо было затянуто свинцовыми облаками. Он очень отличался от предыдущего солнечного дня, мы полагали, что это наша учительница математики, миссис Харм навела на погоду порчу.
Будучи раздражительной, нетерпеливой, склонной к агрессии женщиной, как нам всем казалось уже преклонных лет, миссис Харм сочетала в своём характере нечто схожее с шизофренией. Шизофрения проявляется приступами, так же и её настроение и поведение менялось приступами. Она то добрела и улыбалась, то внезапно становилась злой и некомпетентной. Иной раз я полагала, что это её поведение проистекает из её напряжённой работы. Но я ошибалась. Теперь же думать, что её странности вызваны стрессом от её сложного предмета преподавания, просто глупо. Мы её не очень любили, впрочем она нас тоже. У неё было лицо всё в складках, будто у шарпея. Длинный крючковатый нос напоминал нос страшной ведьмы. Маленькие, бесцветные глазёнки нервно бегали. К слову о нервах, её верхняя губа постоянно подвергалась нервному тику и подёргивалась. Ярко-рыжие волосы ломкие и некрасивые, она забирала в шишку и намертво скрепляла шпилькой. Бледное болезненного цвета лицо она раскрашивала так, как будто находилась в племени индейцев. А поверх ещё и штукатурила пятисантиметровым слоем пудры, что делало её ещё бледнее и страшнее.
Урок математики для нас всегда был стрессом. Напряжённую атмосферу в классе естественно создавала наша учительница. Миссис Харм мы не то чтобы боялись, мы просто не знали, чего от неё ещё ожидать. Меня она вообще ненавидела. Так же она не пытала особую благосклонность к Лилии и к Изабелле. Шарлотту она постоянно гробила её незнанием. Мисс Харм вообще по-моему никого не любила. Мы с девочками были свято уверенны, что она была ведьмой и любимое её занятие высасывать счастье из людей.
И вот снова настал злополучный урок. Я может быть и любила бы математику чуть больше, если бы не наша учительница. Только мы перешагнули порог, как миссис Харм рявкнула нам злобно:
– Входите же быстрее! И ведите себя прилично, вы же девушки! Юные леди, а ведёте себя как самые настоящие наглые разгильдяйки!
Для нас это было абсолютно привычно, всякий раз, как мы переступали порог класса, мы каким-то волшебным образом уже успевали что-то такое сделать, за что нас называли то наглыми разгильдяйками, то потерянным поколением. Так что мы по обыкновению, не изменившись в лице, даже не приняв её «приветствие» в серьёз, прошли к партам. Но новенькая Элизабет была так удивлена, что вся разкраснела и стала озираться по сторонам, в поисках того, к кому было обращено высказывание миссис Харм. Мэри дёрнула её за подол платья и усадила с собой. Я слава богу, заняла очень выгодное место с Эмили. Мне всегда нравилось с ней сидеть, я была спокойна и, сидя с ней, никогда не волновалась.