Маленькая женщина (Траектория птицы счастья)

Веденская Татьяна

– Вызов приняла, – выбила буквочки на клавиатуре я. И долго выясняла, понял меня «тамагочи» или нет.

– Кхе-кхе! – рассмеялся водила. – Что ж ты, столько работаешь, а инвентарь не освоила?

– Освоишь его, как же. Он может и зависать, и глючить, и еще Бог весть что! А я не доктор, чтобы разбираться в Тамагочиных недугах. И потом, я в основном езжу с кем-то, а не одна.

– Да уж, приехали. Милости прошу! – крякнул водитель, останавливаясь на обочине около какой-то невразумительной свалки из машин.

– Только этого не хватало! – я закусила губу, чувствуя, как тошнота подкатывает уже не в виде глюка, а как вполне нормальный симптом. Аллергия на работу, не иначе! А передо мной развернулось целое поле работы. Оставалось надеяться,

впрочем, довольно призрачно, что мне на подмогу пришлют кого-нибудь еще.

– Доктор! Доктор! Там такое! – бегал и хлопал руками, как вентилятором, какой-то молодой господин с белым лицом (если не считать красных разводов в уголке губы).

– Какое такое? – я была недовольна и не склонна к жалости и сочувствию. И это вовсе не связано с профессиональной черствостью, как вы могли подумать. Я совершенно в состоянии пожалеть старушку, а при виде больного страдающего ребенка у меня вообще сердце переворачивается, но автомобильные аварии – это другое. Как вы думаете, что нужно, чтобы в три часа ночи на совершенно пустой дороге, состоящей из как минимум пяти полос врезались в друг друга несколько красивых и явно дорогих машин? И почему, спрашивается, эти долбаные гонщики, которые иногда не просто долбаные, а обдолбанные (каламбур!). Так вот, почему эти долбаные и обдолбанные гонщики не подумают заранее, как и кто будет лечить их поломанное тело, особенно после того, как они на скорости в двести километров в час впаяются в ограждение, а потом перекрутятся, как юла, задев еще парочку ни в чем не повинных машин. И, наконец, остановятся, встретив на пути естественную преграду в виде столба с номером километра, собрав за собой целый хвост разбросанных по МКАДУ авто. Вуаля!

– У него там нет лица! Совсем нет лица!

– Вот у этого? – я склонилась над довольно типичным в такой ситуации пациентом. Клиент доигрался по полной. Это именно его джип закрутило и шарахнуло об столб так, что его дорогущая подушка безопасности таки сработала, бабахнув ему в лицо со всем своим положенным импортным напором. Он сидел, размазанный по окошку красивого, но безнадежно разбитого автомобиля-джипа. Кажется, даже этого… как его… ленд круизёра. Так, кажется? Итого, любитель быстрой езды получил по первым прикидкам перелом носа со смещением кости, а возможно, что и скулы, так как от удара столбом по двери он хорошенько треснулся еще и об боковое стекло. Оно даже покрылось паутинкой трещинок от соприкосновения с его крутой челюстью. Очень может быть, что и скрытые повреждения имели место. Это только кажется, что стоит затонировать машину покруче, так она становится транспортом бессмертных.

– Что с ним, доктор?! – волновался беленький. – Он будет жить?

– А вы ему кто? – заинтересовалась его сердечностью я.

– Я-то? – вдруг разозлился потерпевший. – Я ему теперь как сын. Буду на полном его обеспечении. Вот козлина. Доктор, он будет жить?

– А! Понятно, – улыбнулась я. – Будет, не переживайте. Можете шить уже себе новый кошелек.

– Это хорошо, – порадовался тот. Я стала потихоньку выводить из шока лихача. Вколола обезболивающее, продезинфицировала раны, подтащила акваланг, уже совершенно намереваясь дать ему отдышаться, но тут случилось невероятное. Я, видавшая виды тетя-доктор, которой не страшны даже кулаки местных алкоголиков, неожиданно для самой себя и для окружающих, взяла, да и грохнулась в обморок. Прямо там, глядя как уходит в дымку похожее на сырую котлету лицо водителя джипа. Опа! И меня нет, я лежу рядом с Тойотой, вся такая романтичная, в белом халатике.

– Что бы это могло быть? – с недоумением вопрошал приехавший на место происшествия врач другой бригады.

– Понятия не имею! – гордо ответила я, демонстрируя полную боеготовность. После того, как доктор вывел меня из моей временной комы, сунув в нос нашатыря, я успела немного прийти в себя. Правда, сначала меня очень некрасиво вырвало. Прямо на джип.

– Может, ты заработалась, мать?

– Не

исключено, – радостно кивнула я. – Вы можете не сообщать мне на подстанцию?

– Гастарбайтер?

– Угу! – кивнула я.

– Понятно, – недовольно выдохнул доктор. Известный факт, что гастарбайтер у нас не имеет права на всякие дурацкие женские слабости типа обмороков. Не хватало еще таскать в косметичке нюхательные соли. Я так и предвкушала глумление над моей скромной персоной на летучке, если, не дай Бог, о моем промахе станет известно.

– Давайте, я сама тут всех долечу, – лебезила я.

– Давайте-ка, вы поедете домой, а я напишу вам справочку, – категорически уперся доктор. Тоже мне, коллега. Ему бы мои проблемы!

– Я вас умоляю!

– Умолять будете потом, когда доведете себя до больницы. Вы себя хоть в зеркало видели? Нет?

– Слушайте, ну что вы придираетесь? Ведь совсем маленький обморок. Просто работали без обеда. Можно подумать, у вас такого не случается.

– Вот идите и пообедайте, – с совершенно серьезным лицом заявил доктор. Так, словно на дворе было три часа дня, а не ночи.

– Отольются кошке… – сквозь зубы бубнила я, катясь в сторону подстанции. Там дежурный фельдшер долго всматривалась в мое несколько потрепанное рабочим днем лицо.

– И что, это не заразно? – поинтересовалась она.

– Думаю, что случаев заражения обмороками наука не знает, – не сдержалась и съехидничала я.

– Смейся-смейся, а я обязана реагировать на сигнал, – надулась она. – Так что отправляйся-ка ты, мать, домой и отсыпайся. А с утра явишься на медкомиссию. Будет тебе повод поумничать.

– Вот спасибо, – чуть ли не в пояс поклонилась я. Но, в соответствии с указаниями руководства пошла домой и отсыпалась все те три часа, что остались до утра. Естественно, я явилась на медкомиссию сонная и разбитая. К слову сказать, медкомиссию мы, врачи Скорой Помощи, и так проходим неимоверное количество раз. Как минимум раз в год нас проверяют вдоль и поперек, в том числе вынюхивая в нашей крови остаточные следы наркотиков. Но сейчас и этого им оказалось мало. Я сдала кровь на СПИД, сифилис, гепатит, и поблагодарила за то, что мне разрешили обойтись без справки из психо и наркодиспансера. Тем более что с моим диагнозом все стало более или менее ясно сразу после анализов крови и мочи. Я, хвала небесам, была совершенно здорова. Вот только не могу сказать, что меня это сильно порадовало.

– Вы, моя дорогая, беременны. Что же вы, сами-то не заметили? – ехидничал доктор, выписывая мне направление на УЗИ.

– Да нет, как-то повода не было задуматься, – растерянно кивнула я. Приплыли, что называется. Хорошо еще, что Большаковский вот уже больше двух месяцев как отлучен от тела. По крайней мере, с вопросом «кто отец» все более или менее ясно. Неясно только, где мне теперь этого самого отца искать.

– Скажите, а у вас нет географической карты России? – грустно спросила я.

– Зачем? – несколько оторопел коллега.

– Надо мне тут посмотреть, где один город находится, – пространно ответила я.

– Какой? – он посмотрел на меня, как на умалишенную. Впрочем, с беременных какой спрос.

– Ямбург! – развела руками я.

Глава шестая, в которой я стараюсь охватить проблему всесторонне

Иногда так получается, что совсем непросто найти ответ на вопрос, который совершенно на первый взгляд очевиден. Особенно если речь идет о вопросе, который ты перед собой не ставила. И вообще не планировала ставить в ближайшее время. Дети – цветы жизни, не так ли? Известный факт, о котором кричат сейчас все, кому не лень. Политики ратуют за увеличение рождаемости. Социологи горестно диагностируют демографический кризис, и прогнозируют вымирание русской нации. И, как ни крути, они правы, потому что дети – это единственное, ради чего действительно стоит жить. Только их любовь может быть безусловной. Только им мы действительно нужны почти также, как воздух.