Маленькие и неприметные. Заказ на заказчицу
Шрифт:
– Да я так могу подписать.
– Отлично. Вот вам авторучка.
Подлесный торопливо поставил несколько подписей, где ему указали, и глянул через левое, а затем и правое плечо – позади него никто не стоял с оружием наизготовку.
– Так я пойду?
– Да, спасибо вам, – улыбнулся ему мужчина с протоколами. – До свидания!
– Всего хорошего!
Подлесный быстрым движением проверил, не задралась ли ветровка, чтобы обнажить револьвер в самый неподходящий момент, и поспешил прочь от опасного места, где трупы и менты.
Успокоился он окончательно только тогда, когда орудие смерти оказалось в куче подвального мусора,
Мечты, целительство и экстремальная стрельба
Её отношение к нему изменится. Обязательно изменится. Подлесный откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Сначала был мрак, чёрный с сероватым отливом, потом пошли цветовые пятна, запрыгали разноцветные огоньки, рисуя картинки, сюжетно невнятные, но жизнерадостные. Это продолжалось недолго – сила огней желания построила соразмерные образы, вдохнув в них некоторый излишек великолепия.
Дмитрий Подлесный видит себя и Бояркину в знакомом и незнакомом одновременно помещении. Сделанные из папье-маше и позолоченные блестящие колонны, на стенах – картины в золотых рамах, а в центре – кровать. Дмитрий и Марина смотрят на звёзды. Стоят, любуясь звёздным небом, у окна и изысканно меланхолируют. Он хочет её, она хочет его. У них ещё никогда и ничего не было. Возможно, они даже не целовались.
– Мариночка, полюбуйся пока Большой Медведицей, я сейчас, – нежно произносит Дмитрий и на цыпочках бежит к кровати. Откинув покрывало из ароматизированного органди с золотыми кисточками, он вытаскивает из-под кровати ведро с несколькими бутылками шампанского, подхватывает со столика бокалы и возвращается к Марине. Они быстро-быстро пьют шампанское, потом не очень быстро пьют шампанское, потом медленно пьют шампанское.
Дмитрий и Марина маленькими глоточками пьют шампанское и любуются бездонно-синим небом, усеянным серебряными звёздами. Дмитрий наклоняется к плечу Марины и касается губами её кожи. Марина вздыхает. Дмитрий медленно целует ей плечи, шею, затем дорожка поцелуев приводит его губы к её ушку.
Поцелуи Дмитрия, в отличие от шампанского, быстро опьяняют Марину, и, прикрыв пушистыми ресницами глаза, она высоко воспаряет над действительностью. Прикосновения Дмитрия к груди, бёдрам и ягодицам удерживают её возле него. Дмитрий ощущает трепет её тела. Возможно, у неё не было мужчины.
Дмитрий убирает с плеч Марины бретельки платья и даёт свободу двум свежим дынькам грудей. Он хочет поймать их, но Марина поднимает голову, и губы влюблённых соединяются в поцелуе. Возможно, это первый её поцелуй с мужчиной.
– Дима!
– Марина!
Они прижимаются друг к другу, и ей становятся известны все его движения, включая и укрытые одеждой. Дмитрий смещает платье всё ниже и ниже, а губы его тем временем спускаются к левой груди и захватывают сосок. Марина запускает руки в его волосы, она вся горит и трепещет, сердце её бьётся, дыхание неровное. Ещё одно движение, и платье падает к ногам Марины. Теперь на ней нет совершенно ничего – трусики она, вероятно, постирала и повесила сушиться.
И сейчас уже Марина раздевает Дмитрия. Он теребит зубами её ушко, а она расстёгивает одну за другой пуговицы его рубашки, желая увидеть Дмитрия, молодого и мускулистого, обнажённым.
Внизу хлопнула дверь. Кто-то припёрся. И хватит мечтать, «молодой и мускулистый». И вовсе он уже не молод, и даже не мускулист. И «свежие дыньки» – это не про Маринку.
А пришёл, как оказалось, Мышенков. Подлесный не любил Мышенкова. В общем, он Мышенкова не переваривал и терпеть не мог. Прежде всего и пуще всего, наверное, за самовлюблённость и заносчивость. Этот тип мнил себя великим экстрасенсом и выдающимся народным целителем. Подлесного он в упор не видел. На приветствие его отвечал, но с каким-то странным выражением удивления на лице, словно откуда-то под ноги ему вывернулась собачонка да и заговорила вдруг человеческим голосом. Кивал важно Дмитрию и тотчас забывал о нём. Когда Подлесный вёз его куда-нибудь на машине, Мышенков и тут умудрялся не замечать, не ощущать присутствия Дмитрия, общался с ним так, как он общался бы с компьютером, воспринимающим команды с голоса.
Вообще, как считал Подлесный, приличных людей у Маринки не работало. Все были со странностями и неприятные, или – с неприятными странностями. Например, Барыбенко совершенным придурком выглядел. Худой, подвижный, длинноносый и длиннорукий, он постоянно размахивает руками – пассы производит. Проходя мимо человека – этакая движущаяся мельница, – он мог спросить: «У вас что сегодня с желудком?», а получив ответ, что, мол, всё в порядке, сделать круглые глаза и заявить: «Нет-нет, прошу вас, сегодня будьте осторожны». Беседуя с кем-либо – всё равно с кем, – он может в то же самое время выполнять всевозможные физические упражнения, от упражнений на подвижность кистевых и локтевых суставов до попыток усесться на шпагат. Если бы Подлесный запоминал или записывал все поставленные ему Барыбенко диагнозы, то у него был бы букет заболеваний столь шикарный, что способен был бы соперничать со сборным букетом заболеваний любого из московских кладбищ.
Вот и сегодня, минут двадцать тому назад, пробегая мимо сидящего в приёмной Подлесного, бросил что-то по поводу поджелудочной. Дмитрий, конечно же, не обратил внимания. А вывело его из себя другое. Точнее, другой специалист. Мышенков, который, проходя через приёмную, вместо того, чтобы, по обыкновению, не заметить Дмитрия, остановился и медленно повернулся к нему. Дмитрий поднял голову и вопросительно посмотрел на экстрасенса и целителя. Мышенков довольно долго молчал, хмурясь, а затем шагнул к Подлесному и направил на него указательный палец.
– Прошу меня простить, но вам необходимо серьёзно заняться собою, – изрёк он.
– Лев Николаевич, вы не узнали меня? Я – Дмитрий, – решив, что Мышенков принял его за посетителя салона, сказал Подлесный.
– Я знаю, кто вы, позвольте вам заметить, – ответил Мышенков сердито и повернулся, чтобы уйти.
– Если знаете, то почему себе позволяете? – почти крикнул Подлесный, неожиданно почему-то разозлившийся. – Что это вас всех моё здоровье беспокоит? О своём здоровье беспокойтесь!
Мышенков вновь повернулся к Подлесному.
– Вы зря отмахиваетесь, скажу я вам. Если вам что-то неясно, то других послушайте.
– О чём я должен слушать? О своих болезнях, которые вы мне придумали?
– Любая болезнь имеет свои симптомы, – назидательно проговорил Мышенков. – Кто-то способен заметить такие, как рвота, понос и частое мочеиспускание, извините за прямоту, а кто-то видит и менее выразительные симптомы.
– И какие вы видите? – язвительно спросил Подлесный. – Очень даже интересно, что такого неординарного вы обнаружили, пройдя мимо с задранным кверху клювиком?