Маленькие повести о великих художниках
Шрифт:
— Мария мя звать. Мария. Запомнил?
— Не глухой поди.
Виктор Михайлович подошел к Рожамяте, похлопал его по плечу. Тот и не заметил этого. По-прежнему улыбаясь, смотрел на Марию. Во все глаза. Слюнкина, вскинув голову, смотрела в сад. Васнецов еще раз похлопал Рожамяту по плечу. Тот очнулся.
— А!? Чего!? — вздрогнул он. — А-а… ты… боярин.
— У меня к тебе просьба, попроси своих друзей… Пусть споют что-нибудь… Что-нибудь свое.
— Весело али печально? — уточнил Рожамята.
— Уж лучше повеселее.
— Эй, Чечотка!
Из другого угла к ним осторожно подошли Игрец и Чечотка. Оба с некоторым испугом смотрели на писательницу Слюнкину.
— Спойтя-как частушку каку!
— В животе маковой росинки нету, а ты частушку.
— Препиратца вздумаш!? — возвысил голос Рожамята.
Игрец и Чечотка встали рядом и, выпучив глаза, заорали какими-то дурными голосами:
Еще где жа эта видана, еще где жа эта слыхана, Чтоба курочка бычка родила, поросеночек яичко снес! Чтоб по небу-та медведь летел! Чтоб летел, да и хвостом вертел! Чтоб слепой-та подсматривал, чтоб глухой-та подслушивал! Чтоб немой караул закричал, а безногий на пожар побежал!Игрец и Чечотка смолкли так же неожиданно, как и начали.
— Как, боярин? Нравитца?
— Очень. — улыбнулся Васнецов. — Спасибо. Большое спасибо.
— Спасибом сыт не будешь. — проворчал Игрец. — Сам угощение сулил, а сам…
— Ты у мя… накушаешса… березовой каши! До отвалу! — яростно зашипел Рожамята. И даже двинулся на него.
— А-а-а! — вдруг диким голосом заорал Игрец, указывая пальцем на Слюнкину. — Пожар у е-ея! Гори-ит! Воды давайтя! Воды-ы!!!
Это писательница Слюнкина сунула по привычке в рот папиросу, чиркнула спичкой и выпустила изо рта струю дыма. Рожамята только поморщился, а Игрец явно очень испугался.
— Воды-ы! Давайтя воды-ы! Гори-ит!!! — со страхом кричал он.
Виктор Михайлович, Рожамята и примкнувшая к ним Чечотка насилу успокоили бедного мальчика.
— Ничего страшного, это игра такая! Шутка! — втолковывал Васнецов.
— Не оры! Сказано те, шутка! Дым! — поддержала Чечотка, треснув для убедительности Игреца по затылку.
Игрец немного успокоился, но в дальнейшем поглядывал в сторону писательницы Слюнкиной с устойчивым недоверием.
— Боярин! А зачем така шутка? Из рота дым пускать? — вежливо обратилась к Васнецову Чечотка.
— Для глупости! — ответил Виктор Михайлович, не придумав более достойного и вразумительного ответа.
Тут в коридоре появился Митрич в кухаркином фартуке.
— Вы, эта… Давайте на кухню… Чем Бог послал.
Бог послал довольно много. Все припасы, что жена Александра заготовила мужу на целую неделю, Митрич, по доброте душевной, взял, да и выставил на стол.
Лохматые поначалу отнекивались, жадно сглатывая и стыдливо опуская глаза. Потом началось нечто невообразимое.
Теперь уже хозяева, Васнецов, Митрич и Слюнкина, жались на кухне по стенкам, с изумлением наблюдая за варварской трапезой. Какие там ложки-вилки, салфеточки! С хрустом и чавканьем лохматые поглощали все, что попадало в поле их зрения. Вырывали друг у друга из рук, издавая нечленораздельные звуки.
Насытиться лохматые не могли очень долго. Выпучив глаза и прислушиваясь только к своим внутренностям, ничего не видя вокруг, они с неимоверной скоростью поглощали все съедобное на столе. Рыбу поедали вместе с костями, мясные кости обгладывали до зеркального блеска. И все квасом, квасом запивали.
— Однако-о! — покачивал головой Виктор Михайлович.
— Господи-и! — жалостливо вздыхала Мария Слюнкина.
— Саранча! — хмурился сторож Митрич. И виновато разводил руками в стороны, ловя взгляд Васнецова. Но Виктор Михайлович только весело улыбался.
Наконец лохматые насытились. И начали необузданно смеяться. Показывали друг на друга пальцами и просто умирали от смеха.
— Живыя-а… Мы-та… живыя-а… — на все лады повторяли они, вовсе не обращая внимания на хозяев.
— Нас батогами били?
— Еще как! Страшно спомнить!
— Указами царскими стращали?
— Чихать на ихнии Указы! Сами себе указ!
— Собак на нас спущали?
— Спущали-и!!!
— А мы… живыя-а! Вот оне мы! Нас без хрена не слопаш! Наша искусства сколь веков жива?
— Много-о! Не счесть! Завсегда была-а!
— Покуда мы живыя-а! А мы, вот оне — мы!!!
Повскакав с мест, прямо на кухне, вокруг стола, лохматые начали отплясывать какой-то дикий, варварский танец. Васнецов, Митрич и писательница Слюнкина в восхищении только головами покачивали и обменивались выразительными взглядами.
После обильной трапезы и дикого танца, лохматые понемногу успокоились. Начали осваивать новую, незнакомую для себя территорию. Разбрелись кто куда. На некоторое время в Тереме наступила элегическая тишина. Мир и покой.
Но тут со второго этажа донесся дикий крик.
— А-а-а-а!!!
По ступенькам винтовой лестницы на пол скатился опять вдрызг испуганный Игрец. Губы его тряслись, глаза расширены от ужаса.
Все лохматые, в дом числе и Виктор Михайлович с Митричем, подбежали к мальчику, начали ощупывать его, успокаивать.
— Та-ама-а… мужики на конях! За мной погналиса! Затоптать мя удумали-и!!!
Лохматые все, как по команде, повернули головы к Васнецову. На их лицах читался немой вопрос: «Кто тама?».
Виктор Михайлович покачал головой и весело рассмеялся. Он естественно мгновенно сообразил. Игрец увидел его знаменитую картину «Богатыри». Наверняка мальчик никогда не видел настоящей живописи. Кроме того, погода. Колыхание теней от веток по полотнам, игра света и тени, вполне могли сыграть с ним злую шутку.