Маленькие повести о великих писателях
Шрифт:
В гостиной у издателя Плетнева было чудовищно накурено. Клубы дыма от сигар и трубок уже вытеснили всех дам в другие комнаты. Мужчины расположились вокруг стола зеленого сунна за картами.
Юный Николай Васильевич чувствовал себя абсолютно не в своей тарелке. Забился в самый дальний угол и ни с кем не общался. Из-за фортепиано один только нос торчал.
Хозяин дома, Петр Андреевич Плетнев, несколько раз пытался выудить его оттуда. Предлагал трубку или сигару, рюмку мадеры или мороженого. Или сыграть партию в карты. Гоголь
Не курю, карт сроду в руках не держал, пить мадеру не сделал привычки, а мороженое исключительно для женщин. Внутренне Николай Васильевич был в чудовищном возмущении! Как подобное возможно?!
Заниматься какими-то пустяками — болтовней о водевилях, о партии в бостон, в каком-то поэтическом альманахе, когда вот-вот явится сам Пушкин!
Издатель Плетнев понимающе кивал и отходил к гостям.
Юный Гоголь напряженно ждал. Даже ногти кусал на пальцах.
Пушкин объявился внезапно. Распахнулись двери и на пороге возникли двое, весело хохотавших, мужчин. Это были Жуковский и Пушкин.
Мгновенно наступила оглушительная тишина. Или так только показалось юному Гоголю. Пушкин и Жуковский подошли к нему.
Александр Сергеевич заговорил так, будто они знакомы двести лет.
— Винюсь, Николай Васильевич, за недосугом пока не читал ничего вашего. Теперь, однако, прочту. Даю слово. Милости прошу во мне в Царское село, на дачу. И без всяких чинов.
Великие встречи часто начинаются просто и обыденно.
Александр Сергеевич стремительно проглотил две порции мороженого и, не попрощавшись с гостями, стремительно исчез.
Не только в Малороссии близ Диканьки, ночи бывают темнее, чем в погребе. В Петербурге тоже отнюдь не сплошные белые ночи. Тоже случается невероятная темень. В такие ночи люди и вовсе не выходят на улицы. Даже грабители по своим норам сидят. Наощупь немного награбишь.
Николай Васильевич был одним из немногих, кто без всякой опаски стремительно передвигался по лабиринтам Петербурга. Все гениальное предельно просто. Он носил с собой за пазухой Селифана. Одна только морда из-под шинели торчала. За пазухой или на плече.
— Направо! — командовал Селифан. — Осторожно, впереди канава!
Коты, как известно, в темноте видят гораздо лучше, нежели на свету. Так и ходили по гостям парочкой. Все вместе, да вместе.
— Николай Васильевич! Дорогой! Что вы все по гостям с котом на плече! Несолидно как-то. Известный писатель. Не натуралист какой-нибудь, слава Богу!
Такими речами обычно встречал их поэт Чуковский. Он и Пушкин Александр Сергеевич частенько теперь приглашали юного Гоголя к себе на своеобразные посиделки. Обсудить, что, да как в обществе, в литературе, и вообще.
Николай Васильевич очень сердился на подобные замечания. И довольно резко высказывался в том смысле, что Селифан — ему, не просто так, а друг, товарищ и соавтор. А если кто не любит братьев наших меньших, тот и к людям относится так себе.
За Селифана и Гоголя тут же вступался Пушкин. Мол, у каждого свой стиль. Шарманщик с обезьяной на плече, пират с попугаем. Почему бы писателю не быть с котом. Мол, если б он себе теленка на загривок посадил или хрюшку, тогда другая песнь. А так, ничего особенного. Приличия соблюдены.
Поэт Чуковский, впрочем, оставался при своем мнении.
Однако, переходили к делам литературным.
— У вас редкостная способность. По одной мелкой черте разом угадывать всего человека, — говорил Александр Сергеевич.
Глаза его лучились. Повести Гоголя ему явно нравились.
— Пора выходить на большую литературную дорогу, дорогой мой!
Жуковский на каждое слово согласно кивал головой. И поглощал неимоверное количество чашек с кофе.
Кот Селифан на плече у Гоголя млел от восторга. Ведь подобное говорил сам Пушкин! Уже написавший к тому времени «Бориса Годунова» и большую часть глав «Евгения Онегина».
Николай Васильевич никак не мог привыкнуть к тому, что запросто общается с гением российской словесности. А тот предельно прост, естественен и ничуть не похож на «генералов от литературы».
— Возьмите в соображение, в веках останутся лишь серьезные крупные произведения. Вот пример. Ежели б Сервантес не написал своего «Дон Кихота», кто б знал его имя? Между тем он был автором множества замечательных повестей. И несметного количества пьес.
— Где ж мне достать сюжет? — недоумевал Николай Васильевич, соглашаясь, и несколько споря с ним. — Я ведь выдумывать сюжеты решительно не мастер.
Кот Селифан на плече, едва слышно, но явственно недовольным тоном бурчал: «Не спор-рь со стар-ршими!».
Александр Сергеевич, между тем, продолжал:
— Сюжет? Сюжетов сколько угодно. Вот, извольте… у меня есть один. Сам думал написать роман или повесть. Бог с вами, отдам…
Это был Фантастический сюжет, доселе не являвшийся миру! Некий мошенник придумал ловкую авантюру. Скупить «мертвых душ» и, выдав их за живые, в одночасье разбогатеть…
В один из особенно темных вечеров Николай Васильевич с Селифаном возвращались к себе домой на Большую Мещанскую.
На углу в свете тусклого фонаря они увидели маленького худого человека. Странного вида. Он был совершенно без верхнего платья. В одном вицмундире мышиного цвета. И даже без головного убора.
Лицо его было несколько рябоватым.
— Милостивый государь! — как бы, извиняясь, обратился маленький человек к Николаю Васильевичу. — Не встречались ли вам в переулках двое грабителей? С чужой шинелью.
Николай Васильевич сочувственно вздохнул и развел руками в стороны. Мол, никаких грабителей на пути не попадалось.