Маленькие повести о великих писателях
Шрифт:
И Эмиль Жирардэн решил действовать.
Генеральша мадам Дюма возлежала на кровати, в окружении подушек и романов сына. Виднелись обложки. «Графиня де Монсоро», «Королева Марго», «Сорок пять». Она перечитывала их постоянно и даже писала свои замечания на полях.
Как только Жирардэн переступил порог ее комнаты, она заявила, «концепция исторической предопределенности в корне противоречит идее естественного монархизма!».
Жирардэн ничего не понял, но на всякий случай,
Беседовали недолго.
Жирардэн не любил разговоров о литературе. Он не разговаривал. Он ее делал. Издавал, редактировал, пропагандировал.
Мадам Дюма наоборот. Очень любила поговорить о литературе вообще. О романах сына, в частности. В основном, с критической точки зрения. Сына она любила самозабвенно. Он до боли напоминал ей мужа, генерала Александра Дюма. Но сын всячески, под разными предлогами, избегал серьезных разговоров с матерью. Отдуваться, как правило, приходилось другим.
Из короткого, но насыщенного литературными терминами разговора, Жирардэн успел понять главное.
Александр не появлялся у матери ровно два месяца.
Улучшив момент, когда мадам Дюма начала продолжительно чихать в батистовый платочек, Жирардэн поднялся со стула и, пожелав ей богатырского здоровья, стремительно скрылся за дверью.
Через час он был уже в Пасси, на самой окраине Парижа, где в уютной квартирке проживала скромная белошвейка Катрина Лабе. С сыном. Нетрудно догадаться, мальчика звали тоже Александром.
Александр Дюма третий.
Уже поднимаясь по лестнице, Жирардэн почему-то подумал, он напрасно приехал в Пасси. Александра Дюма явно не было и здесь.
Сама Катрина Лабе, слегка располневшая, сидела в кресле у окна и вязала спицами что-то такое бесконечное. Александр Третий сидел за столом и, прикусов язык, сосредоточенно писал.
«Только этого не хватало!» — невольно подумал Жирардэн, едва переступил порог квартиры и увидел пишущего мальчика за столом.
«Второго Дюма Франция не выдержит!».
При всей любви к Дюма и материальной заинтересованности в нем, (как-никак издание романов приносило огромные деньги!), Жирардэна порой угнетала фантастическая плодовитость писателя.
В Париже уже не было самого захудалого театра, в котором не шла бы какая-нибудь из пьес или переделок Дюма. Не было ни одной газеты, в которой не печатался какой-либо роман с продолжением. Возникало странное ощущение, Дюма просто вытеснил всю пишущую братию куда-то на обочину. Сам единолично восседал на литературном Олимпе.
Были, конечно, другие. Гюго и Бальзак, например. Но взгляды всей читающей публики, (особенно женщин!), были направлены исключительно в сторону Дюма.
— Алекс! Не сутулься! — строго сказала Катрина.
«Неужели и он станет писателем?» — думал Жирардэн, удобно усаживаясь в кресло. Он довольно часто навещал Катрину, когда приходилось разыскивать Дюма по своим издательским делам. Какими-то неведомыми путями, (женская интуиция, не иначе!), Катрина всегда узнавала, где в данную секунду находится Александр.
— Алекс! Не сутулься!
Сегодня Катрина доброжелательно улыбалась Эмилю и рассеянно слушала его обстоятельные взгляды на парижскую погоду. В ее глазах Жирардэн не заметил и тени беспокойства или тревоги.
На сей раз хваленая женская интуиция, не иначе, крепко спала.
Катрина даже не слышала об исчезновении Дюма.
Пара любопытных воробьев ежедневно, пролетая мимо полуразрушенного замка, подлетали к решетке знакомой комнаты и устраивались на ней, как на жердочке. Любопытство в крови у этих пернатых.
Две пары маленьких глаз внутри видели одну и ту же картину. Заросший бородой, взлохмаченный человек, с фанатично горящими глазами, что-то постоянно бормотал вполголоса и тут же быстро записывал на бумаге. При этом умудрялся листать одну из книг и читать вторую. Весь стол в беспорядке был завален исписанными листами.
Иногда бородатый человек вскакивал, метался по комнате и со злостью стучал кулаками в стены.
Один раз он даже выскочил на середину комнаты и, широко раскинув руки, заорал во все горло:
— Коня-а! Пол-Франции за коня-а!!!
Пара пернатых уже присели от страха и готовы были лететь куда подальше. От греха. Но бородатый человек мгновенно успокоился, сел за стол и, кровожадно усмехаясь, начал опять что-то писать.
В редкие минуты он был спокоен и подозрительно миролюбив. Бросал на подоконник возле решетки крошки со стола.
— Цып! Цып! Цып! — говорил он хриплым голосом.
Но пернатые были начеку. В комнату не залетали.
— Через пару лет я построю настоящий замок! — мечтательно бормотал бородатый человек. — Не чета этой развалюхе. В моем замке места хватит всем. Прилетайте в гости. Через пару лет, где-нибудь южнее Парижа возникнет настоящая сказка-а!
Он расхаживал по комнате и, закинув руки за голову, улыбался.
Воробьи переглядывались, но в комнату не залетали. Явно не верили бородатому человеку. И совершенно напрасно.
Александр Дюма никогда не бросал слов на ветер.
Знаменательная встреча Эмиля Жирардэна с Огюстом Маке состоялась в кафе «У озера». За любимым столиком Александра Дюма. Имя самого Дюма ни разу не было произнесено вслух. Но оно будто бы висело в воздухе.
Если б за соседним столиком оказался какой-нибудь любопытный стенографист или газетчик, который записал бы весь разговор, начинающим литераторам всех последующих поколений, (и не только им!), было бы чрезвычайно поучительно.