Маленькие семейные истории
Шрифт:
Я отчего-то испугалась этих слов, совершенно еще не понимая, что бы они значили, но почувствовав за ними что-то нехорошее, даже стыдное. Слишком я знала все бабушкины интонации. Я не обернулась и ничего не спросила, а только втянула голову в плечи и замерла, ожидая продолжения фразы.
– Ей мало трох, ей надо чатырох, - закончила бабушка.
Несмотря на свои 12 лет, я совершенно точно поняла, что она имела в виду. У нашей мамы будет еще один ребенок! И нас станет четверо! Как у нашей соседки адыгейки тети Сары, недавно родившей четвертого ребенка, мальчика Рамазана. Хоть бы и у нас был мальчик, хоть бы мальчик!
В ближайшую
И вся история повторяется. Бабушка караулит возле роддома, папа на работе, мы трое целый день торчим возле трамвайной линии (дело происходит летом, у нас каникулы). Мы ждем известия о братике. И вот вдалеке, на остановке появляется бабушка. Она с трудом слезла с высокой подножки трамвая, чуть не упала, мы несемся ей навстречу, она сначала не видит нас, идет медленно и смотрит себе под ноги, мы кричим: "Бабушка-а-а! Ну что? Мальчик?". Она поднимает голову, видит нас и машет с досадой рукой:
– Можете не бежать. Девочку родила.
Мы останавливаемся как вкопанные. Котя с ходу начинает плакать. Она плачет и приговаривает:
– Папа маму убьет.
Мы с Неллей, не хуже ее понимая весь драматизм ситуации, тем не менее держимся стойко, Нелля даже выписывает Коте легкий подзатыльник, чтобы заткнулась.
– Может, не говорить папе?
– Ага, а если он пойдет в роддом и узнает?
Папа и на этот раз не пошел в роддом и целую неделю пил "с горя", как объясняла, защищая его, папина мать баба Даша.
Четвертую девочку назвали Евгенией - в честь папы. И это было последнее, чем мама могла его утешить. Правда, она предприняла тогда еще одну совершенно отчаянную попытку сгладить ситуацию. Оказалось, что, когда она рожала Женю, одновременно с ней одна совсем молодая девушка родила... негритенка и подписала на него отказную. И вот мама пишет нам всем, в первую очередь, конечно, папе, записку из роддома. В ней она описывает, какой хорошенький этот негритенок, просто весь роддом ходит на него посмотреть, так вот, если мы согласны, мама может забрать его вместе с нашей девочкой, и будут у нас девочка и мальчик. Как бы близнецы. Братик, правда, черненький, но очень симпатичный.
Мамина записка всерьез обсуждалась в доме, и мы трое - я, Нелля и Алла были, конечно, "за". Мальчик! Негритенок! Вот это да! Ни у кого в школе такого нет, а у нас будет! Это был 1963 год, время большой популярности у нас Африки и африканских лидеров, борющихся за освобождение от колониализма. Наша школа носила имя Патриса Лумумбы, убитого за два года до этого, и нас учили солидарности с нашими "чернокожими братьями". Совершенно не помню, какую позицию
Впрочем, мама, кажется, готова была родить и пятого ребенка. Любимым ее выражением в то время было: "Где четверо, там и пятеро". (Папа называл это "идти до победного конца".) У них был уже чисто спортивный интерес: ну, хоть когда-нибудь получится мальчик или нет? Возраст, однако, взял свое: когда мама родила Женю, ей было уже сорок лет, так что пришлось на этом остановиться.
Что касается папы, то с годами он совершенно успокоился и уже не считал себя "бракоделом", напротив, очень гордился дочками, говорил, что мы у него все красавицы, все как на подбор. К старости он вообще стал сентиментальным и, подвыпив, особенно если дело было при гостях, заводил такой разговор:
– Значит, у меня четыре дочки. Но самая любимая это...
– тут он обводил взглядом всех нас по очереди и, если дело происходило на моем дне рождения, то останавливался соответственно на мне: - ... Светочка!
В другой раз, на дне рождения у Жени, он говорил, что самая любимая - это, конечно, Женечка! Гости смеялись, и кто-нибудь говорил: "Константинович! А остальные как же?". Папа делал вид, что удивлен, и начинал сначала:
– Подожди! У меня четыре дочки, так? Все - любимые. Но самая любимая это... Мать, скажи!
– Уже готов, - говорила мама.
– Больше ему не наливайте.
Выпить папа любил всегда, но, выпив, был смирный и добрый, лез целоваться к маме и в конце концов засыпал на диване одетый, обняв пушистого белого песика по имени Дружок, который жил с ними в последние годы, когда никого из нас уже не было в доме. Все мы выросли, вышли замуж и жили отдельно.
Поначалу "проблема мальчика" невольно передалась и нам. Будучи с детства твердо убеждены, что мальчики родятся в чьих угодно семьях, только не у нас, мы с Неллей и не надеялись на такое счастье. И даже заранее честно предупредили своих мужей, чтобы на сыновей не рассчитывали и никаких претензий нам потом не предъявляли. Первой родила Нелля. Мальчик! Моя реакция на это известие была такая: я упала на грудь мужу и зарыдала. Рыдала я по двум причинам: во-первых, от радости за сестру, что она отмучилась (почему-то за ее роды я переживала больше, чем за свои). Во-вторых, я решила, что раз у Нелли родился мальчик, то уж у меня наверняка будет девочка, не может же это счастье выпасть нашей семье два раза подряд! Через два месяца у меня родился сын. Потом подросли и вышли замуж наши младшие сестры, и там тоже пошли мальчики. Надо ли говорить, как счастлив и горд был папа!
Наши дети рождались почему-то парами. Сначала, в 1975 году, с разницей в два месяца родились Антоша и Алеша. Потом, десять лет спустя, в 1985-м, с разницей в месяц - Арина и Родион. Еще через три года появились на свет Саша и Кирилл, у этих разница чуть больше - в несколько месяцев, но все равно парочка. При этом никто ни с кем, конечно, не договаривался: давай, мол, сестра, с тобой разом... Само собой как-то выходило. Сначала мы с Неллей, потом Алла и Женя, потом (по второму заходу) Нелля и Алла.