Маленький человек
Шрифт:
Вспыхнув, Лютая оттолкнула его:
— Он придёт и убьёт тебя за то, что спишь с его женой! Посмотрю, как ты будешь веселиться с простреленной головой, — она пыталась застегнуть блузку, но перепутала пуговицы.
Ломая длинные ногти, Лютая принялась расстёгивать её, а в голове крутилась поговорка: «Кто неправильно застегнул первую пуговицу, уже не застегнётся».
Мужчина, побледнев, обнял её за плечи, пытаясь помириться.
— Слышал, что он сделал с Антоновым? — мстительно процедила Лютая, одёрнув юбку, и мужчина выкатил глаза.
Но когда она надевала пальто, поправляя
— Да он прощения просит, когда ему на ногу наступают. Его на работе лютиком зовут! Лютиком, представляешь?! — продолжая смеяться, он стащил с неё пальто и повалил на пол.
Лютая продолжала теребить край халата, пытливо глядя на мужа.
— Савелий, — повторила она, и её голос дрогнул. — Скажи, что это ты их убил!
Она пересела к нему на постель, накрыв руку жаркой ладонью, показавшейся ему холодной, как у покойницы.
— Я-я, — заикаясь, кивнул Лютый. — Я-я уб-бил…
Жена с сомнением посмотрела на него.
— Соврал?
— С-соврал, — кивнул Лютый, мечтая только о том, чтобы она поскорее ушла.
Лютая вскочила, как ужаленная, бросившись из комнаты.
— Как же я тебя ненавижу! — крикнула она в дверях, и Лютый подумал, что пора возвращаться в лес.
Автобус подпрыгивал на ухабах, словно необъезженная лошадь, за окном мелькал лес, снова ставший чужим и диким, словно не было этих месяцев, которые он провёл скитаясь в сырой, болотистой тайге. Последняя остановка была у заброшенной шахты, от которой до свалки было несколько километров. В сумке гремели бутылки, а в бок кололи маникюрные ножницы, которые Лютый сунул в карман, вспомнив, как хоронили его бомжи, закапывая, ещё живого, под грудой мусора.
Опавшие листья ложились на землю, как грубые мазки на холст. Лютый перебирал в памяти, словно чётки, дни своих скитаний, и ему казалось, что произошедшее с ним — выдумка, игра больной фантазии или кинофильм, после просмотра которого он вернулся к настоящей жизни, скучной и серой, как мусорная свалка.
Лютый нашёл бомжей по дыму от костра, было холодно, и бродяги грелись, облепив огонь, к которому, обжигаясь, вытягивали красные, обмороженные руки. Савелий хотел как прежде сесть рядом, но бомжи, завидев его, насторожились. Двое мужчин поднялись ему навстречу.
— Это я! — сказал Лютый, неловко перетаптываясь. — Я вернулся.
Бомжи зло смотрели на него, сдвинув косматые брови, и их сжатые губы не предвещали ничего хорошего.
— Я принёс кое-что. — Савелий протянул сумку, звякнув бутылками. — Угощайтесь!
Бомжи не шелохнулись, и он достал подарки, положив их на землю. Грязный, вымазанный в копоти мальчишка, схватив продукты, приволок их к костру. Бомжи принялись делить еду, сгрудившись вокруг, а Лютый, спрятав ножницы в рукав, присел у огня.
— Рыжеволосая женщина. — нагнулся он к одной из бродяжек. — Рыжеволосая, в шапке.
Но бомжиха, проворно ощупав его карманы, отскочила за спины мужчин. Один из бродяг достал суковатую палку, и Лютый, вытянувшись в рост, показал ножницы. Бродяги отступили на шаг, жуя принесённые им бутерброды.
— Я друг, — поднял руки Лютый. — Я один из вас, я был с вами, помните?
— А деньги? — показав щербатые зубы, растянул рот в улыбке бродяга. — Деньги ты принёс?
Лютый кивнул, вытащив из-за пазухи свёрнутые купюры.
— Я ищу рыжеволосую женщину, — повторил он. — Она была с вами, я часто видел её здесь.
— Все наши женщины, — показал рукой бомж. — Выбирай любую.
Лютый скользнул взглядом по бомжихам, но среди них не было той, которую он искал.
— Я ищу рыжеволосую женщину! — с нажимом повторил он. — Она пропала после пожара.
Бродяги пожали плечами, а взлохмаченный старик, ковыляя, подошёл к Лютому, выхватив деньги. Раскупоренная бутылка пошла по кругу, бомжи, причмокивая, делали глоток, передавая соседу, но когда Лютый протянул руку, старик, отхлебнув за двоих, бросил в него пустой бутылкой.
— Уходи, пока живой! — проскрипел он, выставив крючковатый палец.
Не выпуская ножниц, Лютый попятился назад, спотыкаясь о торчавшие из мусорной насыпи куски железа и доски. Бомжи провожали его взглядом, прижавшись плечом к плечу, а, вернувшись к костру, принялись за вторую бутылку.
— Чего он хотел? — спросил кто-то, вытирая рот рукавом.
— Бабу!
— Своих мало?
— Поди, пойми их.
А Лютый, обернувшись в последний раз на бомжей, вдруг позавидовал им, представив, что вернётся сейчас домой, в свою одинокую комнатушку, где можно поговорить и с телевизором, и с отражением в зеркале, но не к кому прижаться плечом. Он подумал, что надо бросить всё и уйти, поселиться с бродягами, любить их женщин, пить водку, спать, зарывшись в мусоре, и чувствовать, как жизнь впивается в спину битым бутылочным стеклом. Лютый высчитывал, как накопит деньги, которых хватит, чтобы кормить и поить весь бомжацкий табор, и решил откладывать с первой же зарплаты. Чтобы некуда было вернуться, он швырнёт жене в лицо развод и ключи от квартиры и, выбросив паспорт, превратится в самого настоящего бродягу — без дома, без семьи и без имени.
Но вернувшись домой, он сунул в стиральную машинку грязную одежду и, простояв битый час под душем, смыл с себя запах свалки, злые взгляды бомжей, налипшие на затылок, и нелепые мечты о бродячей жизни.
Пичугин караулил его у подъезда, крутился под окнами, так что Лютый, выглядывая из-за угла, ждал, пока он уйдёт, а, завидев в городе, нырял в проулок или ближайший магазин. Пичугин бродил заросший, в грязном мятом плаще, а его нервная тень путалась под ногами. Бывало, он выскакивал из-за спины прохожего и, ловя каждое движение губ, тряс Лютого за плечо:
— Вы только подмигните! Если это вы, подмигните, я никому не скажу!
— О-оставьте м-меня, я оч-чень устал. — торопился уйти Лютый, но Пичугин не отставал.
— Просто подмигните. Мне нужно знать, а то я сойду с ума!..
На них оборачивались прохожие, и Савелий, делая вид, что они приятели, обнимал Пичугина за плечи, бормоча ему на ухо какую-то тарабарщину. А следователь пытался разобрать в его бессмыслице тайный знак и, бродя по улицам, гадал, что могло скрываться за этим «бу-бу-бу» или «тра-та-та», которыми Лютый имитировал их беседу.