Маленький друг

Тартт Донна

Она с обычной бодростью уселась за стол, положила себе на тарелку каши и раскрыла утреннюю газету.

Харриет поймала себя на том, что с тоской смотрит на заднюю дверь, и быстро уставилась в свою тарелку. Обычно, когда Хилли не заставал ее дома, он бежал к Эдди, чего Харриет не любила, потому что Эдди потом вечно дразнила ее — томно вздыхала, напевала любовные песенки себе под нос, бормотала про амурные дела юных сердец и вообще несла невыносимую чушь. Харриет плохо переносила, когда ее дразнили по любому поводу, а тема мальчиков была для нее особенно болезненна. Эдди делала вид, что не подозревает об этом и, в очередной раз доведя Харриет до белого каления, произносила

снисходительным тоном, который особенно бесил ее жертву: «Н-да, видимо, тебе действительно очень нравится этот мальчик, раз ты так из-за него переживаешь».

— Мне кажется, — внезапно пылко воскликнула Эдди, и Харриет вздрогнула, отвлекшись от воспоминаний, и попыталась понять, о чем говорит ее бабка, — что они должны предоставить детям горячие завтраки, но не давать родителям ни копейки! — Она обсуждала сама с собой статью из газеты. До этого она говорила про проблему Панамского канала: как глупо было отдавать его вот так, задаром.

— Ладно, лучше я почитаю некрологи, — продолжала Эдди. — Папа всегда говорил: «почитаю-ка я некрологи, вдруг умер еще кто-то из тех, кого я знал».

Эдди открыла газету на последней странице.

— Когда же прекратится этот дождь! — возмущенно заявила она, глядя в окно и, по-видимому, совершенно забыв о существовании Харриет. — Конечно, в помещении тоже полно дел, нам всем будет чем заняться — надо почистить горшки, вымести сараи, но гарантирую тебе, когда люди проснутся сегодня утром и посмотрят на небо…

Словно по заказу зазвонил телефон.

— Ну вот, — воскликнула Эдди, поднимаясь со стула и сцепляя руки на груди. — Я же говорила тебе! Вот и первый отказ!

Харриет брела домой, опустив голову, поставив на затылок гигантский зонтик Эдди — когда-то она играла под ним в Мэри Поппинс. Вода булькала и пузырилась в сточных канавах, желтые лилии, посаженные вдоль тротуара и прибитые дождем, задевали мокрыми лепестками ее голые ноги. Она каждую минуту ждала, что Хилли выскочит к ней из-за угла в своем желтом дождевике; конечно, она не станет с ним разговаривать, даже и бровью не поведет… Но улица была совершенно пуста — ни людей, ни машин.

Харриет изо всех сил наступила в лужу, пустив вокруг себя веер брызг. Они что, теперь не разговаривают с Хилли? Последний раз они поссорились надолго в четвертом классе. Был февраль, погода стояла ужасная — то дождь, то снег, на улице слякоть, поэтому гулять детей не пускали дня три или даже четыре. Запертые в четырех стенах, они чуть с ума не сошли от безделья, к тому же в классе ужасно воняло — смесью плесени, мокрого мела и мочи. Особенно вонял мочой ковролин на полу — проходя мимо, дети демонстративно зажимали носы и делали вид, что их сейчас вырвет, а впрочем, это было недалеко от истины: сидеть в переполненном классе при закрытых окнах становилось все невыносимей. Их учительница миссис Милли, которая страдала от дурного запаха точно так же, как и они, ходила по классу с баллоном освежителя воздуха, непрерывно брызгая над головами детей, так что домой они уходили, разнося вокруг ароматы женской уборной.

Миссис Милли, хоть и не имела права оставлять свой класс без присмотра, была не в состоянии выдержать эту газовую атаку в течение целого урока и периодически сбегала поболтать со своей подружкой, учительницей пятого класса миссис Ридаут, правда, всегда оставляя кого-то из «проверенных» учеников за старшего. В тот день она назначила старшей Харриет, честь весьма сомнительная, поскольку в обязанности старшего входило стоять «на стреме» у двери, в то время как остальной класс мог вволю беситься. Все разошлись не на шутку —

в душном, жарком помещении и так было нечем дышать, к тому же Харриет ужасно хотелось в туалет, поэтому с чувством юмора в тот день у нее было неважно. Вокруг бегали, скакали, визжали, орали, играли в пятнашки, бросали друг другу в лицо бумажными шариками, а Хилли с Грегом ДеЛоучем развлекались тем, что устроили соревнования на меткость — кто первый попадет в темечко Харриет шариком? Они даже не опасались, что она наябедничает на них — дети так боялись миссис Милли, что никто в классе ни на кого не доносил. Но Харриет тогда ужасно обиделась на Хилли — зачем он связался с Грегом, ее личным врагом? — и после урока взяла да и пожаловалась учительнице. Более того, она пожаловалась, что Грег обозвал ее шлюхой. Вообще-то Грег действительно когда-то обзывал ее и шлюхой и еще похуже, но в тот день ничего грубее «старого поноса» он не произнес. Миссис Милли страшно разгневалась и назначила обоим наказание: Хилли было приказано выучить написание пятидесяти четырехсложных слов, а Грег помимо этого задания получил еще десять ударов розгами от старой миссис Кеннеди, по прозвищу Мясник, у которой руки были, как у здоровенного мужика.

Хилли тогда три недели не разговаривал с Харриет — рекорд для их отношений, — но в основном потому, что все три недели учил проклятые слова. Зато он смог написать тест с минимальным количеством ошибок. А Харриет, после первых нескольких дней тоскливой пустоты, приучила себя к мысли о жизни без Хилли и даже не очень из-за этого переживала — в ее жизни ничего особо не изменилось, ну, стало еще чуточку более одиноко. Однако через три недели Хилли опять был у ее порога и предлагал покататься на великах. Он вообще всегда шел на примирение первым, независимо от того, кто был инициатором ссоры.

Харриет стряхнула водяные брызги с зонтика, сложила его и поставила в угол прихожей. Она хотела пройти к себе наверх, но путь ей преградила мощная фигура Иды Рью.

— Не спешите так, мисс, — сказала ей Ида грозно, — мы еще с вами не закончили разговор по поводу коробки для ланча. Ответь мне, с чего это тебе приспичило дырки в ней прорезывать?

— Это не я. — Харриет покачала головой. Признаваться она не собиралась, но и сил, чтобы яростно протестовать, у нее совершенно не было.

— И что, ктой-то влез в дом, чтобы дырки просверлить?

— Это коробка Алисон.

— Ты прекрасно знаешь, что твоя сестра не станет такой ерундой заниматься. — Харриет, шаркая, начала подниматься по лестнице. — И ты меня не проведешь, Харриет, нет, ни на единую минуту!

Мы сейчас дадим вам ток… Вас энергией наполним…

Хилли сидел на полу перед телевизором, скрестив ноги и установив между ними большую коробку с засахаренными хлопьями. Его любимые игрушки, роботы-трансформеры, валялись на ковре, растопырив свои модифицированные конечности. Сверху лежал пластмассовый робот-супергерой, который выступал судьей в только что закончившемся поединке между трансформерами.

По телику шла сплошная ерунда, какая-то образовательная программа «Электрическая компания». Хлопья отмокли и больше не хрустели, а от сахара все пальцы стали липкими. Пару минут назад в его комнату забежала мать и, сунув голову в дверь, весело спросила, не хочет ли он помочь ей приготовить печенье. Печенье! Хилли даже задохнулся от возмущения и буркнул с негодованием, что она, наверное, его совсем за девчонку держит, но ей хоть бы что, только плечами пожала и так же радостно прокричала: «Ну как хочешь, милый!»