Маленький друг

Тартт Донна

«Пошли вон!» — вдруг истошно заорал Дэнни и в ужасе оглянулся посмотреть, кто это так орет. Оказывается, он совсем забыл, что успел пристукнуть двух мух и теперь с недоумением разглядывал жирные черные следы на ободке ковбойской шляпы. А она откуда взялась здесь? Он же точно помнит, что оставил шляпу в машине…

«Откуда ты взялась?» — сказал он шляпе. Вот это было действительно странно, странно и очень подозрительно. Оставшиеся в живых мухи в испуге вились над головой, но его внимание было приковано к шляпе. Внезапно ему стало до дрожи неприятно держать ее в руках, и Дэнни швырнул шляпу на кровать — ее наглый вид и самоуверенный изгиб полей испугал его еще больше. Нет, определенно ему надо выйти на воздух. А эта мерзость пусть

полежит здесь, подумает, как ей жить дальше. Дэнни хрустнул шеей, подтянул джинсы и вышел наружу.

Его брат Фариш, развалясь, полулежал в алюминиевом кресле напротив самого большого трейлера, в котором жила их бабушка, и вычищал грязь из-под ногтей перочинным ножиком. На грязной, заплеванной земле сидел их младший брат Кертис и ласкал грязного черного котенка, то щекоча ему уши, то прижимая его к щеке. Мать Дэнни родила Кертиса в сорок пять лет — тогда она была уже безнадежной пьяницей, и, хотя они вместе с отцом (тоже уже покойным) всеми силами пытались избавиться от плода и дружно причитали из-за того, что Кертис все-таки родился живым, их брат вырос на редкость добрым существом. Конечно, он был несколько заторможенным, ужасно неуклюжим и почти совсем глухим, но в остальном Кертис отличался от остальных членов семьи тем, что любил всех без разбору — и людей, и животных.

Фариш коротко кивнул Дэнни, не глядя на него, и желваки заиграли на его обрюзгших щеках. Он уже с утра был под кайфом. Его коричневый комбинезон, который обычно выдают почтовым рабочим, был расстегнут до пояса, обнажая клочья густо растущих на груди черных волос. Зимой и летом Фариш носил только такие комбинезоны и не признавал другой одежды. Когда-то он работал на почте, разносил письма и газеты по домам: может быть, оттуда и пошла эта привычка. Фариш печально вздыхал, вспоминая то времечко: работа была для него практически идеальной — наилучший способ выяснить, кто из соседей не закрывает окна на щеколду, кто хранит ключи под ковриком, а кто оставляет незапертой машину. Его, конечно, поперли оттуда, и он еще легко отделался, — его посадили ненадолго, — не смогли доказать, что грабежи он совершал в рабочее время.

Дэнни уже направился было к большому трейлеру, как вдруг Фариш выпрямился в кресле, щелчком сложил ножик и посмотрел на брата. Один глаз его был полностью закрыт катарактой и представлял собой беловатое пятно без намека на зрачок. Дэнни всегда пугался, когда надо было смотреть брату в глаза.

— Гам и Юджин немного повздорили из-за телевизора, — сказал Фариш. Гам была их бабушкой, матерью их отца. — Юджин хотел запретить Гам смотреть «ее родню».

Оба брата уставились вдаль, на виднеющийся позади трейлера густой, безмолвный лес, Фариш так и сидел в кресле, а Дэнни стоял рядом с ним. Моя родня — так бабушка Гам называла свой любимый сериал.

— Юджин считает, что это не по-христиански: в ее возрасте смотреть, как люди трахаются, — сказал Фариш и хрипло захохотал. Он стукнул кулаком по своему колену с таким оглушительным хлопком, что Дэнни подпрыгнул от неожиданности. — Подумаешь, а рестлинг лучше, что ли? Сам-то он его смотрит, и хоть бы что. А что христианского в рестлинге, скажи мне?

Все братья Ратклиффы (кроме Кертиса, который любил всё, даже падающие с деревьев листья) не слишком тепло относились к Юджину. Он был вторым по старшинству братом после Фариша и после смерти папаши на какое-то время стал его бессменным помощником, правой рукой и мозговым центром операций семейного бизнеса (преимущественно грабежи и кражи со взломом). Но потом, в тюрьме, к нему неожиданно явился Иисус и пошло-поехало: «Воровать не буду, того делать не стану, буду служить Иисусу…». Руки пачкать больше не хотел, а кушал с таким же аппетитом, что и другие! Бабка-то ему так и сказала: «Что же ты, внучек, ругаешь дьявольские дела, которые братья твои творят, а от дьявольского угощения не отказываешься?» Но Юджину, похоже, было глубоко наплевать на упреки братьев. В ответ на их наскоки он менторским тоном зачитывал им выдержки из Библии, бесконечно пререкался с бабкой — в общем, занимался тем, что играл у них всех на нервах. Юджин унаследовал от отца неспособность

воспринимать юмор (к счастью, не взрывной темперамент), поэтому и раньше, когда он вместе со всеми воровал машины, пил и куролесил ночи напролет, с ним всегда было скучно. Да, хоть вообще-то он по сути своей родился парнем порядочным и не особо злобным, рядом с ним можно было просто сдохнуть от тоски…

— А чего тут Юджин ошивается? — спросил Дэнни. — Я думал, он дома, возится со своими гадюками.

Фариш визгливо воскликнул:

— Ну уж нет, от него этого не дождешься. Он уж точно сбежал оттуда надолго, по крайней мере пока Лойял не съедет.

Братья знали, что визит Лойяла был срежиссирован его старшим братом Долфусом, который хотел использовать младшего братишку в качестве курьера. Он ждал от Ратклиффов большую партию продукта для распространения в тюрьме, так зачем платить постороннему, если братишка привезет продукт задаром? Другое дело, что Лойял не подозревал об этом плане ни сном ни духом. Так оно и лучше — меньше знает, крепче спит. Лойял был истинно верующим, он бы в жизни своей не стал связываться с наркотой. Долфус организовал все предельно просто: попросил брата съездить в Александрию к своему старому другу Фаришу и его брату Юджину, которым нужна Божья помощь в становлении бизнеса, возможно, помочь Юджину научиться обращаться со змеями. Вот и все, что знал Лойял. А затем, когда Лойял вернется назад в Кентукки, Долфус должен был найти способ достать несколько туго упакованных пачек из-под капота его грузовика.

— Я вот чего усечь не могу, — проговорил Дэнни, не отрывая взгляда от леса, — как они вообще управляются с этими гадами? Их что, змеюки не кусают?

— Да все время кусают, — лениво ответил Фариш, — вон, пойди да расспроси Юджина. Он тебе расскажет даже то, о чем не попросишь… — Нога Фариша помимо его воли отстукивала на земле какой-то ритм. — Знаешь, что я скажу: если возишься со змеей, и она тебя не укусила, считай, чудо с тобой уже произошло! А если укусила — тоже чудо.

— Что за чудо, если змея укусила?

— Не то чудо, что укусила, а то, что ты к врачу не пойдешь, а просто покатаешься по земле да помолишься Иисусу. И не откинешь копыта — вот где еще одно чудо.

— Ну а если помрешь?

— А это будет третье чудо. Полетишь прямо в объятия к Иисусу, потому как умер блаженной смертью.

Дэнни презрительно фыркнул:

— Да уж, у тебя сегодня сплошные чудеса везде.

Небо сверкало кристально-чистой синевой, отражалось в лужах, и ему казалось, что он тоже может взлететь. Покататься на машине, что ли? Может, доехать до бассейна?

— Знаешь, какое будет самое большое чудо? — спросил он брата. — Если Юджин возьмет в руки змею.

— Ну нет, этого ты не дождешься. Юджин и червяка-то на крючок насадить не может. — Фариш, не отрывая взгляда от сосен на опушке леса, внезапно сменил тему: — А что ты скажешь о той белой гадине, что ползала тут вчера?

Видимо, он имел в виду дозу метамфетамина, которую они вчера прикончили, но Дэнни не был в этом полностью уверен. Честно говоря, он редко до конца понимал, о чем именно говорит брат, особенно если тот был пьян или под кайфом.

— Что скажешь? — с усилием спросил Фариш, рывком поднимая голову. Левый глаз его беспрестанно мигал.

— Что ж, неплохо, — осторожно произнес Дэнни, мягким движением поворачиваясь в сторону леса и стараясь не выпустить при этом брата из виду. Фариш был известен своими непредсказуемыми вспышками бешенства, если кто-то не врубался в то, что он говорит, хотя большинство людей вообще не понимали из его болтовни ни слова.

— Неплохо! Это все, что ты можешь сказать? Да ты просто козел. Это же чистяк, ты же видел, белее снега. От него такой приход, что в окно улетишь. Чего я только не делал — всю прошлую неделю на него угрохал. Я его и спиртом чистил, и этим раствором от грибков, он до сих пор такой липкий, что его в чертов нос пальцем впихивать приходится. Я тебе одно скажу, — Фариш опрокинулся обратно в кресло, держась за подлокотники, будто собирался сразу же вскочить, — как бы ты его ни нюхал, ты… — Вдруг он на самом деле вскочил с кресла и заорал: — Я сказал, убери от меня эту чертову гадость!