Маленький красный дом
Шрифт:
– Это сделал ты? – выдавила я. – Ты убил этих женщин?
Он посмотрел в мою сторону, и в эту долю секунды я увидела неподдельное удивление, прежде чем у него появился шанс снова изменить выражение лица.
– Дэйв…
Он направился обратно к лестнице той нетвердой походкой, которую я так хорошо знала, выключил свет, затем двинулся обратно, наверх, оставив меня с бесчувственным Джетом в непроглядной темноте подвала этого адского дома.
– Дэйв! – закричала я. – Отпусти меня!
Низкий стон сорвался с губ Джета. Этот стон и вой ветра снаружи были единственными ответами на мою отчаянную мольбу
Мрак поглотил меня. Стоны Джета теперь были более спорадическими и гораздо слабее, чем раньше. Что-то пробежало по земляному полу, тяжелая поступь этого придурка Дейва эхом отдавалась наверху. В горле у меня пересохло, в голове стучало. Мне нужно было пописать.
– Джет, – прошипела я. Затем громче: – Джет!
Он застонал. Что Дэйв сделал с ним? Я подумала о тех годах, что этот человек провел с нами. Простой, ванильный Дэйв. Надежный, спокойный. Противоядие от неустойчивых настроений Евы. Дэйв – серийный убийца?! Ничто из того, что он делал, никогда не указывало на его участие во всем этом. И если он пришел за мной сейчас, то это означало, что он прятался на виду у Евы последние пять лет. Пока она играла в секретного агента в подвале, он водил ее за нос, смеясь у нее за спиной. Что означало, что Ева его не узнала. Либо он был очень хорош в маскировке, либо она никогда не встречала человека, который убил ее дочь.
Но если Дейв был серийным убийцей Нихлы, почему он ничего не сделал раньше? У него было пять лет, чтобы прикончить Еву. Пять лет, чтобы убить меня и Лайзу. Пять лет, чтобы завершить то, что началось с семьи Фостер. Либо он был похож на кота, играющего со своей добычей, либо я упустила какую-то важную деталь истории.
В голове пульсировало. Мысли нахлынули на меня: бессистемные, несформированные, мечущиеся. Думать каким-либо организованным образом было все равно что плыть против течения. Я закрыла глаза, заставив себя сосредоточиться.
Течения. Волны. Голова Лайзы покачивается прямо над водой. Вспышка светлых волос. Красный цвет вокруг, поглощающий нас. Дым, так много дыма! Обрывки воспоминаний перемешались со всепроникающей, колотящей мозг тревогой. Я пыталась закрепиться здесь и сейчас, почувствовать дерево под бедрами и веревку на запястьях, но не могла сосредоточиться, не могла удержаться.
Течения. Волны. Красная дверь, красная крыша и красное солнце над невероятным аквамариновым Ионическим морем.
Красная кровь в пустом коридоре.
Красный разрез рта, открытый, кричащий.
Дым. Удушье. Ужас.
Я попыталась распахнуть глаза, защищаясь от нападения, но веки были тяжелыми, невыносимо тяжелыми, я слишком устала. Держись, Конни.
За самое короткое мгновение, похожее на яркую вспышку молнии над головой, я узнала все, что можно было знать о произошедшем. Выходит, все это было во мне, но похоронено, словно тела этих несчастных, глубоко под поверхностью моего сознания, моей души.
Правда, которая погребена под покрывалами и красными вуалями.
Глава сорок седьмая
Пистолет в руке Евы казался тяжелым.
«Это слишком
Впрочем, решение может быть принято позже. Как только она увидит, в какой форме девочка. Как только она поймет, заставило ли Келси это маленькое приключение – это чертово фиаско! – в принципе раскаяться. Сомнительно. Келси, как и ее отец, была тем, кого психиатр однажды назвал «социопатом в процессе становления». Социопаты не раскаиваются. Они просто продолжают причинять людям боль, пока кто-нибудь не заставит их остановиться.
Ева пристально посмотрела на Флору. Несколько кудрявых седых волосков выбились из ее безупречных черных волос. Морщинки от нахмуренных бровей врезались в ее молодую кожу. Ева заметила сжатую челюсть, побелевшие костяшки пальцев, красные глаза, эти ужасные синяки на шее. В другой жизни, возможно, они с Флорой могли бы быть друзьями. Дружба, рожденная страданием. Может быть, даже дружба, основанная на понимании.
Но прямо сейчас Флора была ее врагом. И Ева сделает то, что обязана сделать, дабы защитить себя.
Флора молча ехала по главной дороге Нихлы. Она свернула в переулок и заехала за ряд домов, втиснув машину между двумя мусорными контейнерами. Ева узнала заднюю часть бара Джека. Район был тесным и уродливым, каждый узкий дом казался еще более ветхим и заброшенным, чем предыдущий. Она в замешательстве посмотрела на свою заложницу.
– Мы припаркуемся и подождем, – сказала Флора. Ее нога дрожала, кожа побледнела до цвета свернувшегося молока. Но ее тон был железным.
– Это то место, где держат мою дочь?
– Мы паркуемся и ждем.
Ева повела пистолетом.
– Ты забыла, кто тут главный?
– Ну так стреляй! Ну же! Это будет благословением. – Улыбка Флоры змеей изогнулась на ее лице – горькая улыбка, полная гнева и отвращения, и Ева невольно отшатнулась. – Никто из нас не главный.
Секунды превращались в минуты, пока не прошло почти полчаса. В машине было тепло, детский запах усиливался по мере того, как воздух становился спертым. Ева потянулась к оконной ручке, но Флора вытянула руку, чтобы остановить ее.
– Не трогай.
Как и шея, ее запястье, выглядывающее из-под дешевой ткани, было отмечено круглым синяком. Ева перевела взгляд на лицо женщины.
– Ему нравится связывать меня, – пояснила Флора ровным голосом. – Он не всегда был таким. Когда-то он был добрым, щедрым. Но теперь… Я никогда не знаю, что получу.
Ева глубоко вздохнула и уставилась в пустынный переулок.
– Мой покойный муж тоже любил игры. Его любимая игра заключалась в том, чтобы связать меня на несколько часов и оставить в таком состоянии, чтобы я не имела ни малейшего представления, когда он вернется. – Она обратила внимание на свои руки. Неоновый лак для ногтей, нанесенный как часть ее маскировки, сейчас вызывал ощущение руки незнакомки. – Однажды он оставил меня вот так больше чем на день.