Маленький Сайгон
Шрифт:
Он оценил товар визуально. Оставалось порядочно досок, коробки с сандалиями были разбросаны по всему полу, водозащитные костюмы теснились на вешалках, «Мегаскейты» громоздились в углу, «Мегафалы» болтались повсюду, на стенах висели выгоревшие плакаты, и все это было покрыто той же грустной пеленой пыли, что появилась здесь несколько месяцев назад, да так и не исчезла, словно некое новое вещество, которое не поддается удалению.
— Ничего не говори, Фрай. Тебе не терпится узнать, почему все так плохо, типичный притон, но ты сперва спроси себя, почему ты на все наплевал?
Антиох сидел за прилавком, читал «Самоучитель
— Привет, Билл! Как идет бизнес?
— Радикально плохо.
— А я вот подумал: надо зайти, отметиться.
— Последний раз ты отмечался здесь ровно год назад, дружище.
— Вот, опять занесло.
— Рад это слышать, Чак, но если ты хочешь дать нашей лавочке хороший толчок, тебе надо как следует разбежаться.
Фрай обернулся, чтобы еще раз осмотреть свой магазин, и чем внимательней он смотрел, тем мрачнее становилась картина. Стекла витрин удручали грязью, ковер на полу загажен, за прилавком горой громоздились журналы, товар, маркированный как уцененный, лежал без движения уже почти год. И кругом чертова пылища. Тупица с любопытством обнюхал доску за триста долларов и поднял ногу. Фрай пристегнул к ошейнику поводок. Собака подняла на него скорбный взгляд.
— Что ж, я готов попробовать, Билл. Или так, или надо продавать все предприятие целиком. А что можно сделать?
На секунду глаза Билла осветились. Дух свободного предпринимательства все еще бурлил.
— Во-первых, ты задолжал бабки за последнюю неделю.
Фрай отслюнявил триста пятьдесят долларов и протянул Биллу. Простая арифметика подсказывала, что его сбережения отныне равнялись ста восьмидесяти долларам, плюс мелочь. Может, Биллингем купит материал о похищении Ли. Может, в «Таймс» заплатят побольше.
— Мерси, Чак. Деньги расходуются быстро. А теперь, как я тебе уже говорил, нам надо сделать четыре дела, чтобы здесь опять жизнь забила ключом. Во-первых — женская одежда. Бикини, цельные купальники, шорты, кофточки, полный ассортимент. Сюда до сих пор заглядывает в день полдюжины курочек — и оч-чень симпатичных курочек — все спрашивают марку «Мега». Я объясняю им, что у нас нет товара для женщин, такие вот дела. А они что? Прямиком идут к «Стасси» или в «Готчу». «Готча»? Эти южноафриканцы нас прямо-таки режут по живому, на нашем родном берегу, вот что самое обидное, Чак. — Билл пососал соломинку, собираясь с силами. — Во-вторых, мы должны продавать наколенники. Знаю, что они чудовищны, но сейчас это в моде. Как говорится, есть спрос — есть и предложение. Далее, я кручусь здесь, как бобик. Я не виню тебя во всем этом бедламе, вовсе нет. В-четвертых, братец, ты должен вернуться в спорт и сдуть пыль со своего имени. Покупатели — твари непостоянные, и ежели ты перестанешь стоять на доске, бывать на светских тусовках, мелькать в спортивной хронике, они просто-напросто позабудут о существовании «Мега». Ты должен быть заметным, дружище. Последнее что запомнилось публике — это когда ты вырядился обезьяной
Фрай кивнул, обдумывая этот четырехступенчатый план. Билл был по-своему убедителен.
— Чак, ты что, забыл, как стоят на доске?
— Нет.
— Вот и славно. Для «Мега» нет лучше, что тебя выперли из газеты. Теперь ты можешь побеждать на соревнованиях, и наше дело пойдет в гору. К слову, я записал тебя на турнир мастеров в Хантингтон-Бич в следующем месяце. Отличный шанс. Туда приедут все австрияки и гавайцы, и ты сможешь показать им класс. Точно.
Фрай размышлял, оживится ли торговля, если он во время соревнований утонет.
— И еще одно, Чак. Твоя прическа. Я хочу сказать, волосы у тебя длинноваты. Молодежь теперь носит стрижки в стиле пятидесятых, сам знаешь. Смени имидж, Чак.
— Мне нравится моя прическа.
— Ты олух.
— И в бикини я как-то не разбираюсь.
Антиох отсосал еще немного коктейля.
— А тебе и не надо разбираться! Найдем дизайнера. О сандалиях ты тоже слышать не хотел, помнишь? Но погляди, как они продавались! Года два назад не было человека, который не носил бы наших «Мегасандалий». — Билл изменился в лице. Стал задумчив. — Ты же знаешь, мы их сделали на славу. Я до сих пор встречаю людей, которые не один год носят ту обувку. А они все еще как новые. Бикини, Чак. Будущее — это бикини, лоскутки на шнурках. «Мегакини». Это самое оно. Верные барыши.
Фрай попытался примирить похищение Ли, умирание его брака и страх воды с великим будущим бикини на шнурках. От чего-то надо отказаться. Разве я не знаю об этом уже давно? Он посмотрел на Тупицу, который теперь дремал в косом прямоугольнике солнца при входе. Он наблюдали за автомобилями, шумевшими на Приморском шоссе за матовыми витринным стеклом. Когда-то в былые дни здесь было так замечательно. Вечеринки. Линда. Процветающее дело. Немного внимания — вот все, в чем она нуждалась. Как и во всем, наступает момент, когда надо или наращивать обороты, или выходить из игры. Почему я так долго не мог понять, что если ничего не делать, все обращается в прах?
— Ладно, Билл. Давай попробуем все сначала. Найди дизайнера женской одежды, а я встану на доску. Магазин будет работать.
Билл покончил с коктейлем, сделав последнее отчаянный засос, затем, смеясь, протянул руку.
— Мы еще вернемся на Олимп, Чак. Клянусь. Мы всем покажем задницу. Ведь ты сам скучаешь по серфингу, верно?
— Да.
— Как Линда?
— Ушла.
— Ну и курва. Тебя тут вчера разыскивал какой-то бабец. Настоящий персик. Кристобель или что-то в этом роде. Кстати, она была с собакой вроде твоей.
Фрай посмотрел на своего пса, который изогнул тело, задрал ногу в пятне солнца и выкусывал блох вокруг яиц, яростно фыркая и щелкая зубами.
Она приходила сюда, искала меня, подумал он. Это могло быть началом чего-то большого и прекрасного. Эротичного самым непредсказуемым образом. А потом семья с обожаемыми детишками, все с гениальным коэффициентом умственного развития. Я буду учить сына стоять на доске. Может, она изменила мнение насчет моего предложения. С другой стороны, вполне возможно, что она приходила только затем, чтобы сообщить мне, что я говно.