Маленький Сайгон
Шрифт:
— Я знал, что он это сделает. Три недели назад его поймали с полкило и двумя сотнями наличных.
— Знаю. Вчера я его видела, всего одну минуту. Он опять взялся за это. А я довольно быстро завязала.
— Выпить хочешь?
Линда застегнула портфель.
— Я могла бы послать к тебе с этим своих адвокатов, Чак. Но я подумала, может нам будет приятно встретиться и поговорить хотя бы несколько минут. Ты просто должен понять, какое это было безумие. Антон и я… я попала в тиски.
— Я предпочел бы, чтобы ты заплатила
— У нас не было наличных.
Сигарета догорала в пепельнице. Фрай подписал бумаги.
Линда смахнула крупную слезу, но на подходе была другая.
— Малыш, все у нас получилось как-то нехорошо.
— Знаю.
— Все произошло так стремительно, теперь я за миллион миль от тебя, я не знаю никого, кроме Кена. Я скучаю по тебе, Чак.
Он сделал движение, чтобы обнять ее, но она встала. Портфель соскользнул у нее с колен и со стуком упал на пол.
— Нет. Я это вырвала с корнем. Надо было отрезать начисто, Чаки. В Нью-Йорке я просто Линда Стоу, у меня есть работа и квартира, и во мне нет ничего безумного. А здесь я словно растерянная девчонка. — Она опять утерла глаза, тщетно. И посмотрела на него сверху вниз. — Я знаю, ты любил меня, когда я была растерянной девчонкой, но я не могла навеки оставаться такой. У меня тоже была своя жизнь, ты это знаешь. Тебя всегда тянуло все разбить вдребезги, чтобы посмотреть, как разлетаются осколки. А меня потянуло на кокаин. Ты не предполагал, что такое может случиться. К разным людям это приходит по-разному. И если ты мог нюхать или не нюхать, еще не означало, что я могла точно так же. О, черт, Чак, мы уже говорили об этом не раз. Надо было действительно поручить это дело адвокатам.
У Фрая было такое чувство, будто он себя убивает. В наступившей тишине он понял, что все сказанное еюъ — правда, но это не принесло ни ей, ни ему успокоения, в котором они так нуждались.
— Ты рассказал кому-нибудь из полиции, кто была та Загадочная Служанка? — спросила она.
— Никому.
— Даже своим?
— Даже своим.
— А Суирк, уж он-то со своей дурацкой дотошностью разобрался что к чему?
— Никто ему не сказал. У нас верные друзья.
Она опять села на диван. Самообладание ее было столь же ненадежным, как ее макияж.
— Ладно. Если бы отец узнал, что это мой зад занял пол газетной страницы, он бы от меня отрекся. Ей-богу, он так и сделал бы.
— Твоей тайне ничто не угрожает.
— Знаешь, Чак, мне хотелось, чтобы ты выявил во мне самое плохое. Но потом, когда это произошло, я перетрухнула. Мы перешли грань испорченности во многом, что вытворяли.
— Но у нас были славные моменты.
Она улыбнулась сквозь слезы и размазанную тушь. Даже сейчас в ней чувствовалась легкая озлобленность. Линда всегда любила вести игру, подумал он. И вот доигралась с поставщиком. В конце концов, мы все быстро проскочили забавное и перешли к экзотике. Мы
Странно, подумал он, теперь для меня это часть иной эпохи.
— Ты по-прежнему…
— Больше нет.
— Это хорошо. Ты всегда был сильнее меня. — Линда взяла окурок и качнула головой. — Я ненавижу себя. Вместо одной дурной привычки другая. Ну, я пойду. Видит Бог, я правда хотела тебя увидеть. Теперь не скоро встретимся. Когда с разводом будет покончено, мы с Кеном собираемся…
— Ничего не хочу об этом слышать.
За одно страшное мгновение ему пригрезилось, как Линда на своем стареньком кабриолете проезжает по дороге, ее волосы развеваются, фары включены, как она поднимается к пещерному дому — такая красивая — и улыбается Денизе. Потом он увидел, как он идет по серой холодной улице в Нью-Йорке и плачет, как плакала сейчас. Фрай подумал, что должен существовать способ лучше относиться к тем, кого мы любим.
— Я рад, что у тебя все устроилось. По-своему, причудливо, я буду всегда любить тебя, Линда.
— Я тоже. У тебя есть девушка?
Фрай подумал о Кристобель.
— Не совсем.
— Я буквально была в шоке, когда узнала о Ли. Есть новости?
Фрай рассказал ей все, что было возможно, а этого оказалось немного. Нет смысла, решил он, впутывать сюда еще одного человека. Он подчеркнул, что доверяет ФБР и Мину, но она, должно быть, почувствовала его неискренность.
И опять она смахнула слезу.
— А что с теми ребятами, которых она вывозила из лагерей?
— Думаю, им придется подождать.
— Поэтому-то ее и похитили, чтобы прекратить это?
— Не думаю.
Острый гнев, словно клинок, вспыхнул в покрасневших глазах Линды.
— Подумали бы они о тех ребятах. Она вывозила их сюда больше, чем все остальные. Однажды она взяла меня в аэропорт, так у меня сжалось сердце, когда эти мышата соскочили с трапа и прямиком побежали к ней, к ней одной. Только она им была нужна, когда они прибывали сюда. Тем мерзавцам, которые ее похитили, стоило посмотреть на лица этих детей. Тогда они дважды подумали бы, прежде чем затеять все это. Как поживают ребята из последней партии — Тринь, Ха и та маленькая девочка с речевыми проблемами?
— Думаю, с ними все в порядке.
Линда вытерла слезы салфеткой, затем скомкав бросила ее в портфель.
— Ли выдержит. Она — как гвоздик, завернутый в шелк и духи. Бенни, наверно, принимает все это как стойкий морской волк, да?
— Таков уж Бенни.
— Таковы все Фраи. Вы настоящие морские волки во всем, что касается того, как жить. Передай всем, что я вас люблю. — Она встала в дверном проеме. Яркое утреннее солнце и желтые холмы каньона Лагуны виднелись за ее плечами. — Прощай, Чак. Желаю… желаю тебе хоть как-то устроиться в этом мире.