Маленький Сайгон
Шрифт:
Фрай опять посмотрел на косметичку.
— Как она здесь очутилась? Она была в гримуборной Ли!
— Не твое дело как, — огрызнулся Беннет.
Фрай проследил за быстрым обменом взглядами, тревожной и выразительной беседой глаз, в которой принимали участие все, кроме него. Ким принесла ему чашку чаю, которую наливала с понимающей полуулыбкой. Фрай откинулся на мягкую кушетку. Ну и хрен с ними, плевать, подумал он, просто это косметичка, которая умеет перемещается сама собой.
— Кто-то оставил на ее туалетном столике
Беннет поднял взгляд, внутри него происходила некая мрачная церемония.
— Полицейские мне ничего не сказали про шампанское.
— Может, они подумали, что оно стояло там раньше. А его не было. Я заходил к ней прямо перед концертом.
— Чак, пойдем со мной. Имею удовольствие у тебя кое-что спросить.
Беннет пригласил его пройти в спальню. Фрай последовал за ним по коридору, вновь ощущая великое неприсутствие Ли. Все словно говорило о том, что ее нет. Беннет достал из-под кровати сигарный ящик и протянул его Фраю. Ящик, обернутый слоем влагостойкой бумаги, был легок. Голос Беннета звучал глухо:
— Я хочу, чтобы ты взял это и спрятал куда-нибудь подальше, Чак. Так далеко с глаз долой, насколько это возможно, вот что я имею в виду. Всего на день-два. Вот и все.
— А что в нем?
Беннет приложил палец к губам и покачал головой.
— Неважно. Не открывай его. Не трогай его, ничего с ним не делай, просто спрячь и забудь о нем.
— Но почему я?
— Потому что ты мой брат. — Беннет положил сильную ладонь на запястье Фрая. — Я могу тебе доверять, Чак. А сейчас я сомневаюсь, что могу сказать такое о многих.
— Конечно, Бенни, я спрячу.
— Чак, я хочу попросить тебя сделать для меня еще одну вещь. Это важно. Будь завтра в восемь утра на острове. Залей полный бак бензина и не опаздывай. Сможешь?
Фрай кивнул, испытывая гордость избранного.
— Что ты обо всем этом думаешь? Кто похитил Ли? Зачем?
Беннет долго смотрел вниз, словно что-то искал на ковре.
— Не знаю.
— И нет никаких мыслей?..
— Черт возьми, я же сказал: нет!
— Ты не знаешь, кто бы мог?..
— Это что, интервью?
— Значит, у тебя вообще нет никаких соображений?
— Мы самая богатая семья в нашем округе. Поразмысли над этим, Чак.
— А может, это из-за ее концертов? Она пела политические песни. А здесь не церемонятся.
Беннет помедлил, затем развернулся к двери.
— Она для этих людей героиня. Он готовы умереть за нее. Но ты знаешь, как бывает — стараешься помочь кому-нибудь, а кто-то другой думает, что ты гоняешься за их задницей. А теперь выходи через черный ход, Чак. Не хочу, чтобы кто-то видел тебя с этой штуковиной. Даже те люди, что сидят в моей гостиной.
Фрай прошел по коридору, вновь бросив взгляд на грамоты и награды,
Фрай вышел на крыльцо.
— Я буду завтра в восемь с полным баком бензина. Ответь на один вопрос, Бенни. Что такое «бан»?
Беннет повернулся к двери.
— Это на вьетнамском. Это значит «друг». А ты уверен, что шампанского не было, когда ты зашел туда в первый раз?
— Уверен.
Глава 3
Он не мог спать. Не мог спокойно сидеть. Не мог сосредоточиться. Всякий раз, когда от ветра начинали постукивать ставни, его сердце взлетало и воспаряло как птица. Ему слышались звуки. Он мерил шагами дом-пещеру, вновь и вновь видя воочию, как Ли стаскивают со сцены, вновь вновь слыша ее последний крик сквозь вопли толпы в «Азиатском ветре».
Он постоянно звонил на остров Фрай, чтобы поговорить с родителями, но обе линии были все время заняты. Почти в четыре утра наконец пробился. Эдисон велел ему быть на островке в восемь, потом передал трубку матери. Фрай чувствовал, как Хайла изо всех сил старается придать голосу непоколебимый оптимизм.
— Я почему-то знаю, что с ней все будет в порядке, — уверенно произнесла Хайла. — Знаю, и все. Молись, Чак. Помогает.
— А я вот собрался утром приехать к вам, — сказал Фрай.
Хайла растерялась.
— О, Чак, как это здорово.
— Мы вернем ее, мама. Я тоже знаю.
Он взвесил на руке сигарный ящик, потряс его, поднес к уху, словно то был рождественский подарок, и поставил на место. Внутри что-то твердое. Весит около фунта. Живое, растительное, минеральное?
Ни на минуту не забывая о запрете Беннета, Фрай все же стал открывать ящик, слой за слоем снимая серебристую, липнущую к пальцам, водонепроницаемую бумагу. Он поднял крышку, заглянул внутрь, затем вытряхнул содержимое: видеокассету в черном футляре, перемотанную на начало.
Фрай вставил кассету в магнитофон, приглушил звук и начал смотреть. Плохие цвета, камера дергалась во время съемки. Затем возник Нгуен Хай, молодой лидер вьетнамской диаспоры, одиноко сидящий… в ресторане?
Вот Хай посмотрел на часы. Сделал глоток чаю из чашки. Через пятнадцать секунд появился какой-то человек в футболке и саржевых брюках, с кожаным дипломатом в руке и в темных очках. Он был довольно высок, с развитой мускулатурой, с хватким взглядом — когда снимал очки. Незнакомец носил рыжие усы — тяжелые, опущенные вниз. Пожав друг другу руку, они сели и начали тихонько беседовать. Нгуен принял у незнакомца дипломат. Опять разговаривают. Рыжеусый удаляется. Хай закуривает сигарету, ждет полминуты, затем кладет дипломат перед собой, открывает крышку и демонстрирует на камеру аккуратные пачки двадцатидолларовых купюр. Потом Хай улыбнулся, закрыл дипломат и ушел.