Малое собрание сочинений (сборник)
Шрифт:
– «Ничего не поделаешь… Придется… отрезать».
И толпа не шарахается, не выражает удивления. Толпа продолжает следить за вычищением пальцев, которым уже не суждено быть пальцами…
И лицо снискавшего людской интерес освещается виноватой улыбкой…
– «Ничего не поделаешь… Придется… отрезать».
Неизвестно, для чего нужно было выражение сострадания, но на минутные улыбки толпы оно возымело желаемое действие. Никто не жаловался –
– «Как отвратительно пахнет!» –
Никто не оспаривал у соседа права на лучший костыль. Всех объединило склонение к
Никто не верил, что существуют двуногие.
12 ч. – 1.30
14 февраля
«Извините… Это вам кажется, что я пьяный… Я уже давно… протрезвел… Ну, раз вы говорите, – я пойду… уберусь… Меня ждут комфортабельные канавы… Еще раз – извините».
15–16 февраля
Ни голода, ни эмоций, ни воспоминаний, ни перспектив, ни жажды папиросного дыма…
Одно сплошное ощущение холода.
Вокзальный пол леденит позвоночник, сквозняки преследуют и в тоннелях, и в багажных кассах, колебания атмосферы проникают за ворот и обшлага, ожесточают нервы, заставляют нескончаемо измерять шагами просторы холодных опилок…
Улица срывает пальто, низвергает массы мокрого снега за воротник куртки и в сотый раз вышвыривает на холодные опилки багажных касс…
В глазах – не жареные котлеты и не дамские прелести.
Обычнейшие радиаторы водяного отопления.
17 февраля
«Он пришел просто так.
Просто так мы сидели с ним до утра.
И я совсем не ожидала, что так получится».
(Т. Мошкина. Страница «Мемуаров».
Первоначальная редакция)
Мне стыдно!
Мне стыдно!
Мне стыдно!
(Раздумья Мошкиной по оформлении первоначальной редакции. 7 часов вечера)
Повсюду меня преследуют фаллические призраки и ожидание мирского возмездия за преступные блаженства!.. И я уверена – это последние мои преследователи…
Все будет хорошо… Все обойдется без болевых ощущений…
Я заранее уже слышу материнские вопли над телеграммой-молнией…
Я уже сейчас вижу любопытствующие лица толпы растерянных однокурсников…
И среди них…
Все будет хорошо… Все обойдется без болевых ощущений… Газопровод Саратов – Москва вплотную придвигается к моему сердцу… Туман беспамятства окутывает мое существо…
Со слезами в глазах, с болью в сердце и с дрожью в голосе я восклицаю в последний… в последний раз: Я невинна!
Я сердцем невинна!
(раздумья, 9 часов)
Нет… это было бы слишком жестоко. Я должна проститься с ним… Я обязана проститься… В последний раз он вольет в меня… он зародит во мне… (м-м-м)…
…угасшую веру в безгазовое
(10 часов)
Ну почему мне стыдно, если половая разнузданность – эпохальна?
Почему потеря половой стыдливости обязательно должна ввергать меня в пропасти стыдливого идиотства?
Почему должна меня смущать эволюция моего собственного организма? –
Если вселенная не приемлет нормы коммунистической стыдливости!..
Ведь сожительствуют и без прописки разнополые небесные ангелы!
Ведь и без загсов процветает цивилизованный Париж!
(11 часов)
Я была у него. Гы.
(12 часов)
«Боже… Я пронеслась… как долго я пронеслась!.. В моем обонянии вздрагивают звуки мужского пота! В голове кукарекал восходящий закат!..
Я постигала половое уединение!
Я предавала забвению человеческие присутствия!
Я раздвигала…
…сферы половых возможностей…
Я раздвигала…
…радиус действия полового магнетизма!
С Запада катилась неудержимая сила славянской необузданности!..
И живое… мимолетно-живое!.. воплощение неудержимости всю ночь меня аплодировало».
(окончательная редакция)
18 февраля
Р-р-р-р-р-р-р-р! Р-р-р-р-р-р-р-р-р!..
19 февраля
Минутку внимания!
Вы меня не совсем правильно поняли!
Я – не оригинал!
Я ничего не отрицаю, хоть и сознаю, что отрицать все – и заодно отрицать нигилизм – чрезвычайно увлекательно и не требует мозговой изощренности!
Человеческие действия могут меня волновать, но никогда не вызовут во мне ни одобрения, ни протеста!
Я не признаю разделения человеческих действий на добродетельные и порочные! Если мои действия удовлетворяют меня – и людей, внушающих мне чувство удовлетворения самим фактом своего существования, – в этом случае в их и в моей власти признать удовлетворительными для нас порочность или добродетельность моих действий!
Если же оценка моих действий проистекает от человека, мне незнакомого и, следовательно, порочного в силу незнакомства со мной («он позволяет себе наглость не знать меня!»), – я не премину доказать обратное!
Если мои убеждения – логически верные, я торжествую! В противном случае – без промедления отрицаю логику!
Я – человек дурного вкуса и животного обоняния!
Я никогда не бываю счастлив, в обычном понимании! Я могу только иметь вид человека, напуганного счастием!
Я даже не разграничиваю понятия «счастие» и «несчастье», точно так же как не различаю вкуса голландского и ярославского сыра!
В лучшие минуты – я могу преследовать цель, но непременно – цель, убегающую от меня ленивым галопом! Рысь и аллюр меня не прельщают!