Малой кровью
Шрифт:
– Пиво лучше. Но меня очень просили не нарушать ваш закон. Муж и его родители. Мне можно пить пиво и даже водку, потому что я – уоррент-офицер, хотя и уволилась из Флота. Но я знаю, что если я в жаркий день налью пива высокому сильному парню, который хочет пить, но которому исполнилось только двадцать лет, меня посадят в тюрьму. Я думаю, что это глупо, но я уважаю ваши законы.
Это была речь, которую Юлька специально написала, подражая здешним школьникам, просто помешанным на таких вот речах, как и их преподаватели, – а потом тщательно выучила наизусть, как когда-то
– Миссис Симонс, это была вовсе не провокация. Я просто хотел с вами поговорить. Я уважаю права условно-совершеннолетних. Хотя пива никому из них не налью – просто на всякий случай, – добавил он после почти неуловимой паузы и засиял широченной улыбкой. – А за исключением этого – нравится вам Калифорния?
– Нравится, – сказала Юлька.
– А что больше всего?
– Люди, – сказала она без колебаний. – И тепло. И ореховое варенье.
– Именно в такой последовательности? – засмеялся полицейский.
Тут Юлька задумалась.
Люди, разумеется, были вне конкуренции. Она даже как-то не представляла себе, что в одном месте может собраться столько вежливых, доброжелательных, весёлых и контактных людей. Правда, иногда ей приходило в голову, что ни с одним из них она не смогла бы всерьёз дружить… но это, пожалуй, были её проблемы. Уж точно, что не их. И вообще – за редким исключением, незнакомые люди казались более привлекательными, чем знакомые, и с этим ещё предстояло что-то делать… Тепло – да. Хотя знойная зима её нервировала, и поэтому они с Сэром Мужем на выходные уезжали в горы. Оказалось, она умеет кататься на горных лыжах, и это её удивило. Но ореховое варенье…
– Пожалуй, второе и третье место я поменяю местами, – сказала она. – Особенно если варенье будет с мороженым. А давайте съедим мороженого, мистер Дирк? Всё-таки немного жарко.
Она провела ладонью по лбу, убирая пот.
– Это неплохая мысль, – кивнул полицейский. – Одну минуту…
Он подошёл к столбу, на котором висел знак парковки, и что-то нажал. Откинулась крышечка, показалась белая розетка. В неё он воткнул вынутый из кармана телефончик. Чем-то щёлкнул, что-то бормотнул.
Несколько секунд стоял и слушал.
Потом спина его стала напряжённее.
Юлька почувствовала, что у неё подгибаются колени. Вот сейчас он развернётся, и на лице его вместо добродушной улыбки будут камень и сталь, а пистолет сам собой окажется в руке – направленным ей в глаза…
– Не получится мороженое, – сказал он, возвращаясь. Юлька сморгнула, прогоняя страшную картинку. Впрочем, полицейский действительно больше не улыбался. – Уф-ф-ф… Да что ж это за ночь такая… Давайте так: лучше всего будет, если вы нас подождёте вон в той аптеке, а? И мы вас всё-таки проводим до самого дома…
Он бегом вернулся к машине, нырнул внутрь, и они, развернувшись, уехали – оказалось, что другим боком полиция пропагандирует «Мальборо», а с тылу, на бампере, прилеплена узенькая, но ядовито-яркая рекламка «Лаки Страйк» – «Сверхдлинные и сверхделикатные». У полицейских тоже случается чувство юмора.
Юлька побрела к аптеке, чувствуя, как вата, образовавшаяся в коленках, медленно распространяется по ногам, заменяя собой кости. Невесомый мотороллер стал неподъёмным, но она упрямо толкала и толкала его перед собой, наваливаясь на руль, чтобы устоять, и дышала ровно и глубоко, через силу, но ровно и глубоко.
У дверей аптеки болтался новомодный колокольчик под старину. Юлька инстинктивно пригнула голову, услышав над собой металлический звяк, и посочувствовала тем, кто здесь работает.
За стойкой обнаружился высокий худой и заспанный блондинчик с доверчивым, как у щенка, выражением лица. Перед ним на прилавке валялся комикс – Юлька прищурилась и с трудом сдержала усмешку: «Русские покемоны спасают Вселенную». И на обложке знакомая круглая мордашка с огромными ушами, увенчанная марцальским беретом. Ну вот, дожили.
Она заказала «Мак-Кинли» с кленовым сиропом и орешками и «Маргариту» (пришлось предъявлять кью-карточку) – и присела у окна. Парень обслуживал старательно, но бестолково, весь заказ он выполнил только с четвёртой попытки – четвёртый заход понадобился, чтобы прицепить на соломинку положенный лохматый бантик. Наконец он угомонился, вернулся за стойку и уткнулся в свою книжку.
Юлька очень медленно потягивала коктейль, одновременно возя ложечкой в тающем мороженом. Она прокрутила про себя весь разговор с полицейским. Проколов не было! Рита Симонс оказалась, как всегда, на высоте – скромно-обаятельная, доброжелательная, немного наивная (но это пройдёт). Она даже ухитрилась не поддаться короткому соблазну пуститься в объяснения: как страстно, очень сильно, беззаветно, маниакально и снова страстно она любит гольф – почему и таскает всегда с собой (и, на всякий случай, по ночам) комплект клюшек…
Теперь надо всё же дождаться любознательного констебля, рассказать ему что-нибудь симпатичное – пусть не переживает так за своего сына – и с эскортом вернуться домой. Жаль, что не с триумфом, но… мы ещё повоюем.
Она быстро убрала две порции и заказала третью.
Однако время… Она посмотрела на часы: без четверти три. Банально хочется спать. А кавалерии всё нет и нет… Наконец пришлось просить мальчика сказать констеблю Дирку, ежели он появится, что она не дождалась его и уехала домой, и мальчик сказал, что обязательно передаст.
Юлька шагнула из кондиционированной прохлады аптеки под низкие кроны в плотный жаркий воздух. Снова копилась гроза. Завтра будет просто нечем дышать. Ветви деревьев и фонари превратились в своды длинных туннелей, пробитых в толще чёрного стекла и уходящих в дурную бесконечность. Беспощадно орали цикады.
Она завела мотороллер – и в этот момент из того промежутка между домами, из которого она вышла вечность назад, появились двое. И это были не полицейские. И у них не было собаки, но тем не менее они уверенно пересекли улицу там же, где переходила она, и остановились перед полуподвальчиком автопрачечной. Один остался стоять, оглядываясь по сторонам, а второй неуловимо-быстро скользнул – нет, пролился вниз…