Малыш и река
Шрифт:
Чем больше я думал об очаге, тем больше меня охватывало искушение пробраться к хижине и увидеть ночью, когда особенно одиноко, хотя бы человеческий очаг. Потихоньку забирался я все дальше в лесную чащу, и мне удалось бесшумно, не хрустнув ни одной веточкой, добраться до той самой поляны. Я притаился за дубом и стал смотреть.
Перед очагом скрючившись сидела старая ведьма. Девочка ворочала кочергой горящие угли.
Старуха медленно мешала поварешкой в котелке какое-то варево. Собака, сидя на задних лапах, не спускала с нее глаз и втягивала носом запахи. Уши у нее были настороже. Медведь вольно
Трое мужчин ели, сидя на земле, недалеко от огня. Четвертый держал в руке кнут. К столбу за руки и за ноги был привязан мальчуган.
Его только что высекли ремнем. На голой спине остались следы от ударов. Когда пламя костра поднималось вверх, на его загорелой коже были видны три длинные полоски черной запекшейся крови. Мужчина что-то рявкнул. Я ничего не понял. Он говорил на странном языке.
Мальчик ничуть не боялся, мало того — он с таким гневом что-то сказал своему палачу, что тот снова схватился за кнут. Узкий ремень со свистом опустился на его спину. Но мальчик не вскрикнул.
Это был красивый и крепкий мальчуган, выше меня ростом, гораздо сильнее и, без сомнения, цыганенок.
Под ударами ремня он сжал зубы, глаза закрылись от боли, но ни одного стона не вырвалось из его уст.
Мужчина нехотя оставил мальчика и направился к еде. Затем он и три его спутника отошли от огня и пошли спать в хижину. Старуха поднялась и тоже ушла. На полянке никого не осталось, кроме собаки, медведя и девочки. Привязанный к столбу мальчуган так и не открыл глаз.
Медведь подошел и обнюхал его.
Мальчик даже не пошевелился. Медведь улегся почти у самых его ног и тоже больше не шевелился. Собака убежала в лес в поисках добычи.
Девочка улеглась у огня и вскоре заснула.
Тогда мальчуган поднял голову и открыл глаза. Он неторопливо осмотрел полянку. Когда его взгляд остановился на мне и мы встретились глазами, я вздрогнул. Он не мог меня видеть среди веток и листвы, но его взгляд тронул меня. Безумная мысль пришла мне в голову. «Надо доползти до столба, — подумал я, — и развязать веревку». Но мне недоставало храбрости. Едва заснувшая поляна была рядом, с ведьмой, медведем, четырьмя злыми мужчинами и этой девчонкой, которых мог разбудить любой шорох.
Как мне удалось забыть о страхе?.. Я выбрался из кустов и стал шаг за шагом пробираться на поляну.
И тогда мальчик увидел меня: пламя костра осветило меня всего. Увидел, но не пошевелился. Но его глаза сверкали, а волчьи зубы блестели между приоткрытых губ. Он смотрел на меня, как на призрак, не выказывая никаких чувств.
Подойдя к столбу, я протянул руки к веревке, чтобы ее развязать. Но узлы были тугие и запутанные.
— Нож лежит рядом с котелком, — прошептал мальчик. — Меня зовут Гатцо.
Но у костра спала девчонка.
— Она проснется, — ответил я дрожащим голосом.
— А! Ты струсил? — прошептал пленник.
И опустил голову. Его лицо, исказившееся от боли, потрясло меня. Я отошел от него и направился к огню. Шагая, словно во сне, я не чувствовал под собой ног.
Нож лежал на земле, но девчонка случайно, засыпая, положила на него свою согнутую руку. Я потихоньку отодвинул ее пальцы и вытащил нож. Девочка приоткрыла глаза
— О, — вздохнула она, — мне снится сон…
Она закрыла рукой лицо, испугавшись своего видения, повернулась ко мне спиной и снова уснула.
Я вернулся к столбу.
Вот уже разрезаны веревки на руках пленника… Но вдруг застонала ночная птица. Проснулся медведь.
Удивленный моим присутствием, он мгновенно поднялся на ноги, зарычал и потянулся ко мне своей огромной мордой.
— Ничего не бойся, — прошептал мальчик. — Я умею с ним разговаривать.
И сказал: «Агалау, Агалау, Рексшах! Арацадульце!..»
Голос его, когда он произносил эти слова, стал гортанным и ласковым. Медведь затих, свернулся калачиком, кротко вздохнул и уснул.
Я перерезал последние путы.
Мы удалились от стоянки табора.
Луны не было. Темень была такая, что без своего спутника я бы двадцать раз заблудился. Но он уверенно шел в темноте, глаза его сверкали огнем, как у кошки.
— Куда ты меня ведешь? — спросил я.
— К лодке, — прошептал он.
Вскоре мы нашли лодку.
Он сказал мне:
— Вот спасение.
Я не мог скрыть своего страха:
— Мы обязательно утонем, здесь такое сильное течение.
— Они нас убьют, если мы останемся здесь, — ответил он живо. — Не бойся. Я знаю реку.
Мы с трудом вытащили лодку из кустов, куда ее спрятали цыгане.
Я сел в лодку. Гатцо вошел в воду и оттолкнул ее от берега. Я восхищался его ловкостью. Течение нас подхватило, и он вскарабкался на борт.
— Садись на нос, — сказал он мне. — Я буду править.
Он установил весло на корму и стал править. Прибрежное течение медленно относило нас от темной громады острова, возвышавшегося посреди широкой стремительной реки.
Некоторое время мы плыли вдоль острова. Потом попали в другое течение, и нас понесло на середину реки. Постепенно остров растворился в темноте.
— Куда мы плывем? — робко спросил я.
Гатцо промолчал. Я едва различал его. Но по его дыханию, по его «ух!» я догадался, что он изо всех сил налегал на весло.
Неукротимая река не позволяла плыть без усилий.
Сонные воды
Мы плыли добрую половину ночи. Я не спал. Гатцо сначала держался середины реки. Река, видно, была ему знакома. Быстрое течение уносило нас. Через некоторое время я увидел, как приближаются неясные очертания берега, и почувствовал, что стремительное течение убавилось. Теперь мы плыли в протоке между темными стенами деревьев. Вскоре она стала такой узкой, что мокрые ветки почти задевали нас, потом постепенно расширилась, и на водной глади, казавшейся огромной при слабом свете звезд, лодка, все более замедляя ход, наконец остановилась.