Малыш Николя веселится
Шрифт:
Папа снова потянулся за журналом, но тут дантист снова открыл дверь, и мужчина вышел, по-прежнему улыбаясь.
– Как?! – закричал папа. – Вы уже всё?!
– Ну да, – ответил мужчина, – я пришёл заплатить. Теперь ваша очередь, бедный мой старина!
И он ушёл хохоча.
– Следующий, – сказал врач, – и, пожалуйста, побыстрее, у меня сегодня очень напряжённый день.
– Мы зайдём в другой день, – сказал папа, – когда у вас будет больше времени; мы не хотим вам усложнять жизнь. Верно, Николя?
Я уже был у выхода, когда дантист сказал, что не надо валять дурака и бояться нам нечего. Папа сказал, что он вовсе не боится, что он был на войне, и втолкнул меня к врачу первым.
В кабинете было полно белых блестящих аппаратов и большое кресло, как у парикмахера.
– С кого начнём? – спросил дантист, моя руки.
– Начните с малыша, – сказал папа, – у меня есть время.
Я хотел сказать, что у меня тоже куча времени, но зубной врач взял меня за руку и усадил в кресло.
Доктор был очень добрый, он сказал, что не сделает мне больно, что положит всего чуть-чуть массы в дырку одного зуба, что я наверняка ем слишком много сладкого, но он даст мне карамельку, если я буду хорошо себя вести, пока он мной занимается. Он велел мне открыть рот, посмотрел внутрь, поскрёб немного, а потом приблизил штуковину с маленьким колёсиком, которое очень быстро крутилось. Папа вскрикнул, когда дантист залез мне в рот этой крутилкой. От неё у меня немного дрожала голова. Потом доктор заделал массой зуб, промыл мой рот, сказал: «Вот и всё!» – и дал мне конфету. Я был страшно доволен.
Зубной врач сказал папе, что теперь его очередь. Но папа сказал, что уже поздно и ему ещё надо много куда успеть. Дантист засмеялся и сказал, что надо быть серьёзнее. Я не понял, почему он это сказал, потому что я ещё никогда не видел папу таким серьёзным, как сегодня.
Папа поколебался, потом медленно пошёл к креслу.
– Откройте рот! – сказал доктор.
Папа, наверное, думал о чём-то своём, потому что врач повторил:
– Откройте рот, а не то я применю силу.
Папа послушался. Я разглядывал фотографии зубов, которые висели на стене, и вдруг услышал громкий крик. Я обернулся и увидел, как доктор трясёт рукой.
– Ещё раз укусите меня, и я вам вырву первый попавшийся зуб!
Папа сказал, что немного нервничает. Дантист взял своё колёсико, и я предупредил папу, чтобы он был осторожнее, потому что от этой штуки немного дрожит голова. Тогда уже закричал папа, и врач попросил его успокоиться, потому что это плохо влияет на пациентов, сидящих в приёмной. В общем, с папой всё было недолго и хорошо, если не считать того, что он стукнул дантиста ногой по колену. Папа встал с кресла улыбаясь.
– Ну что, Николя, мы вели себя как мужчины, а?
– Да, папочка, да! – ответил я.
И мы с папой вышли от зубного врача, такие гордые, каждый со своей карамелькой.
Опля!
Жоффруа сегодня пришёл в школу с большой коробкой под мышкой. У Жоффруа очень богатый папа, который ему вечно покупает потрясные вещи.
На перемене Жоффруа показал нам, что у него в коробке: это оказалась игра с большой складывающейся картонкой, на которой были клетки с цифрами; ещё там были кубики, и фигурки животных, и бумажки с надписями: «100 франков», «1000 франков» и «1 миллион франков». Вот класс!
Жоффруа заявил, что хорошо выучил правила игры, это было довольно трудно, но он всё понял: кидаешь кубики, двигаешь животных по клеткам, а потом получаешь право покупать клетки за деньги, и, когда кто-нибудь проходит через эти клетки, тот, кто их купил, кричит: «Опля!» – и другой должен заплатить ему за проход.
Тот, кто получит все клетки, – это великий Опля, он и есть победитель. Папа Жоффруа сказал Жоффруа, что это очень полезная игра, она развивает коммерческое чутьё и лучше играть в неё, чем в наши дикие игры, от которых бывают только шишки. Игра называется «Опля!».
– Сыграем прямо сейчас, – предложил Жоффруа.
– На перемене? – удивился Руфюс.
– А что такое? – спросил Жоффруа.
– Ну, это игра не для перемены, – сказал Руфюс. – Для перемены годится футбол, вышибалы, ну там, регби-пятнадцать или ковбои и индейцы. А твоя игра – для дома, когда идёт дождь. И вообще это девчачья игра.
– Ладно, ты в мою игру играть не будешь, – сказал Жоффруа. – В общем, ты тут и не нужен.
– По морде захотел? – спросил Руфюс.
И они подрались, но Клотер сказал, что если они будут так себя вести, то перемена закончится, а мы так и не успеем поиграть. И Руфюс сказал, что хорошо, он согласен, но у него такое же право играть, как у всех остальных, даже в игру, которая ему не нравится, но если ему не дадут играть, он даст по морде тому, кто будет мешать, и Жоффруа сказал: «Ах так?» – а Клотер сказал, что если они начнут драться, то перемена закончится, а мы так и не успеем поиграть.
Тогда мы все отошли в угол двора, положили «Опля!» на землю и расселись вокруг.
– Хорошо, – сказал Жоффруа, – теперь каждый должен выбрать животное. Я беру лошадь.
– Это ещё почему? – спросил Жоаким.
– Потому что она мне нравится и это моя игра, вот почему и лошадь будет моя.
– Да ну? – сказал Жоаким.
А Клотер сказал, что если они начнут драться, то перемена закончится, а мы так и не успеем поиграть и что это кошмар, если мы не можем вести себя спокойно в тот единственный раз, когда учительница не оставила его на перемену. И Клотер был прав.
– Клотеру, естественно, полагается осёл, – сказал Руфюс.
Клотер стукнул его, и они стали драться. Потом Жоффруа раздал нам животных; я получил собаку, Мексан – курицу, Эд – корову. Альцест был очень доволен – ему досталась свинья. Альцест однажды сказал мне, что очень любит свиней после того, как прочитал, что у свиньи съедобно всё, а то, что остаётся, идёт на колбасу. На Клотера и Руфюса животных не хватило, но это ни на что не повлияло, потому что они были заняты – по очереди били друг друга и приговаривали: «На вот, попробуй!»