Малыш Николя веселится
Шрифт:
И Руфюс убежал.
– Пусть валит, – сказал Эд. – Нам в банде предатели не нужны.
– Ну да, – сказал Мексан. – Но в одном он прав – ты нам не командир!
– Да? Хорошо, можешь присоединяться к этому предателю! – заорал Эд.
– Отлично! – закричал Мексан. – Я не люблю, когда мной командуют!
И он ушёл с Клотером и Жоакимом.
– Раз мы остались втроём, – сказал Альцест, – смысла больше нет. Уроки начнут без нас, а мы будем наказаны.
– Ты такой же предатель, как остальные, вот что, – сказал Эд.
– И вообще, зачем Жоффруа валял дурака?! – закричал Альцест. – Бульон
– Так ты теперь на стороне Бульона? – спросил Эд.
– Я ни на чьей стороне, – ответил Альцест, – просто не хочу, чтобы меня отстраняли от уроков из-за какого-то непослушного болвана! А потом дома у меня будет скандал и меня лишат сладкого. Так что, если этот идиот попал мячом в Бульона, я не буду есть клубнику со сливками? Застрелитесь!
И Альцест ушёл, кусая толстый бутерброд с сыром.
– Ну что, иди, иди! – закричал мне Эд. – Чего ты ждешь? Ты ведь тоже предатель?
– Я предатель?! – закричал я. – Не больше, чем ты! Повтори, что сказал!
Мы не успели подраться, потому что зазвенел звонок и мы пошли строиться, но на ходу я сказал Эду:
– На следующей перемене я тебе покажу! Посмотрим, кто из нас предатель!
Зубной врач
Мы заканчивали завтрак, когда мама сказала папе:
– Я договорилась, у Николя сегодня после обеда встреча с дэ-а-эн-тэ-и-эс-тэ-о-эм.
Папа перестал складывать свою салфетку, вытаращил на маму глаза и спросил:
– С кем?
– С дантистом, – объяснил я. – Я не хочу идти!
Мама сказала, что к зубному врачу надо сходить, потому что у меня уже несколько дней болят зубы, а после посещения врача болеть не будут. Я объяснил маме, что волнуюсь не из-за того, что случится после, а из-за того, что будет во время посещения. Потом я заявил, что зубы у меня совсем не болят, и стал плакать.
Тут папа стукнул рукой по столу и крикнул:
– Николя, как тебе не стыдно! Я не люблю, когда хнычут! Ты уже не младенец, веди себя как мужчина. Зубной врач не сделает тебе больно; он очень добрый и даст тебе конфет. Всё, ты будешь храбрым и пойдёшь с мамой к врачу.
Тогда мама сказала, что к дантисту меня отведёт папа, потому что свидание назначено и для него. Папа, похоже, очень удивился. Он стал говорить, что ему надо на работу, но мама напомнила, что он взял отгул на вторую половину дня, почему визит к врачу и назначен на послеобеденное время. Папа сказал тоненьким голосом, что зуб ему не слишком мешает и можно перенести всё это на потом. Он посмотрел на маму, поглядел на меня, и мне показалось, что ему тоже захотелось плакать.
После обеда мы всё-таки отправились с папой к зубному врачу. Нельзя сказать, что в машине мы очень веселились. Я никогда не видел, чтобы папа ехал так тихо; судя по виду, он очень сильно задумался. Потом, не глядя на меня, он сказал:
– Николя, между нами, мужчинами… Что ты думаешь, если мы прогуляем визит к дантисту? Можем просто покататься, а маме ничего не скажем. Хороший трюк.
Я ответил папе, что это правда хороший трюк и я «за», но, думаю, маме этот трюк не понравится. Папа вздохнул и сказал, что он пошутил. Я восхищаюсь своим папой, потому что у него хватает смелости шутить, когда он переживает.
Перед домом зубного врача было как раз одно место для машины.
– Невероятно, – сказал папа, – когда хочешь припарковаться, места никогда не бывает.
Я предложил папе покрутиться по кварталу – глядишь, место и займут; но папа сказал, что жребий брошен и ничего другого не остаётся, надо идти. Папа позвонил в дверь дантиста, и я сказал:
– Там никого нет, пап, давай в другой раз.
Мы собирались уйти, но тут дверь открылась, и девушка с очень милым видом предложила нам войти – доктор нас сразу примет.
Нас проводили в маленькую гостиную. Там были кресла, столик с журналами, на камине – маленькая красивая металлическая статуэтка совершенно голого человека; в одном кресле сидел ещё один человек, но не из металла и одетый. Мы сели и взяли почитать журналы, но это оказалось неинтересно, потому что почти все они были про зубы, с картинками всяких аппаратов и фотографиями того, что у людей внутри; это не очень красиво. А другие журналы были старые и потрёпанные.
Единственное, что мне понравилось, – это снимок Робика [1] в жёлтой майке лидера на обложке; там говорилось, что он собирается выиграть «Тур де Франс». Мужчина, который до этого молчал, увидел, что мы перестали читать, и заговорил с папой.
– Вы здесь из-за ребёнка? – спросил он.
Папа ответил, что из-за нас обоих.
Мужчина сказал, что не надо бояться, зубной врач очень хороший.
– Что вы! Мы и не боимся – правда, Николя?
Я был очень горд папой и сказал, как он:
1
Жан Робик – победитель самой известной велогонки мира «Тур де Франс» (1947).
– Что вы!
Тогда мужчина сказал, что мы правы, что у этого дантиста лёгкая рука, что тот ему делал операцию, когда надо было вскрывать дёсны, и он почти ничего не почувствовал, и рассказал кучу подробностей. Я заплакал, прибежала девушка, которая открывала дверь, и дала нам по стакану воды, потому что у папы вид тоже был невесёлый.
Тут зубной врач открыл дверь и сказал:
– Следующий!
Мужчина, который рассказывал нам про операцию, вошёл в кабинет, улыбаясь.
– Вот видишь, – сказал папа, – он не боится, и нам незачем.