Малыш от бизнесмена. Любимых в награду дают небеса
Шрифт:
— Что случилось? – передразнивает ехидно дядя. С ненавистью буравит меня взглядом, покорно сидящую на коленях с тряпкой, с которой стекает мыльная вода. — Ты почему посуду не помыла? Полная раковина дерьма. Ты вообще в этом доме живешь только по моей милости! Поняла?
Он неожиданно наклоняется вперед и прежде, чем я успеваю отшатнуться, бьет наотмашь по щеке с такой силой, что задевает нижнюю губу. В этот раз я даже не успеваю испугаться. Лишь только сдавленный звук вырвался откуда-то из глубины груди. Такой тихий, пронзительно тоскливый. Будто белокрылую голубку соседские хулиганы сбили из рогатки.
— Встала, – злится родственник, ни капли не раскаиваясь, - и пошла на кухню, бестолочь! Подчиняюсь приказу и на трясущихся ногах покорно плетусь в сторону кухни. В руках все еще находится злополучная тряпка. Даже не знаю, зачем в нее вцепилась. Будто она может мне чем-то помочь.
— Чтобы все вымыла, поняла? – не успокаивается дядя.
В уголках губ мужчины блестят пузырьки слюны. Такое ощущение, что один мой вид заставляет закипать бешенством и ненавистью его кровь. Я знаю почему… Все потому, что я похожа на свою мать. Ее все родственники ненавидели. Буквально захлёбывались завистью, когда она сумела вырваться из нищеты и уехать в столицу. Только вот недолгим было счастье моей мамочки. Беру первую попавшуюся тарелку из раковины и начинаю водить по ней мыльной губкой. Любимый обманул маму. Бросил беременную, а сам женился на ровне. Богатой, с хорошим приданым...
Так маме и пришлось вернуться назад в ненавистную Варваровку. Мама ненавидела всем сердцем станицу, где каждая собака знала, что ее предали раньше, чем она успела вернуться. Один Бог знает, что ей пришлось пережить, когда беременная и незамужняя, она ходила по селу, а местные жители, шушукаясь и злорадствуя, указывали пальцем вслед. Продолжаю водить губкой с отчаянием по тарелке с засохшей гречкой.
Неужели нельзя было сразу замочить? Кожа на подушечках пальцев сморщилась от долгого контакта с водой, но я продолжаю дальше эту рутину. Как хочется вырваться из этого проклятого замкнутого круга! Но пока получается только выть по ночам от безнадеги. Иногда просто хочется сесть и разрыдаться, но я знаю, что ни к чему хорошему это не приведёт. Лишь только новых синяков добавит на спине. Больше всего мой дядя Олег не любит слёзы и непослушание.
– Думаешь, что достойна лучшего, чем это?
– отвлекает от мыслей грубый голос дяди с желчными нотами. Он лениво почесывает грудь через грязную тельняшку, а затем бьет кулаком по стене, размазывая пролетающую мимо муху. – Она тоже так считала. Мать твоя, – уточняет, утирая нос и бьет по самому больному.
– А теперь, где она? Правильно, в земле родной – в Варваровке. Там ей и место.
Белая ворона среди Родионовых.
Несмело приподнимаю подбородок. Да и не Родионова я никакая! Мать из -за обиды на отца, дала мне свою фамилию. А фамилию отца я за всю жизнь слышала лишь единожды, когда родственники склоняли ее так, что уши в трубочку заворачивались.
В доме дядьки категорически запрещено ее произносить вслух. Иногда мне уже кажется, что я ее почти забыла...
А уж воспоминания, никто! Никто не смеет у меня отобрать. Сотовый родственника разрывается трелью и он, ответив на звонок, скрывается вглубь зала. Отдаленно слышу разговор дяди по телефону:
– Игнат, да, можно вечерком по маленькой. Чего нет-то?
Брезгливо морщусь. Сегодня собирается опять пьянствовать, но мне это на руку. Такой шанс! Сегодня я хочу совершить нечто. Хочу пойти на риск. Кажется, я готова набраться смелости, чтобы попытать свое счастье. Анапа – моя цель. Задумчиво расставляю чистые тарелки и неожиданно останавливаюсь, глядя в потертое зеркало на стене. Убираю дрожащими пальцами влажную белокурую прядь в сторону. Сколько раз мне говорили, что я вылитая мама? А ведь и правда, чем старше я становилась, тем больше проявлялись во мне ее черты. Тот же миндалевидный разрез глаз, скулы, изящный овал лица. Даже волосы и то, такого же серебристого редкого оттенка. Смогу ли я набраться смелости и поступить как мама? Попытаться вырваться из это гиблого места. Пятница. Именно по выходным дядя Олег направлялся в ближайшую «Наливайку» опрокинуть пару стаканов. Обычно он засиживается допоздна, что мне очень выгодно.
Машинально ищу взглядом зазор между побитой и пожелтевшей от времени плиткой и кафелем. Только я знаю, что один из синих квадратиков без труда вынимается из стены. Там лежат мои нехитрые сбережения. Для кого-то откровенные копейки, а для
меня несметные сокровища. Целых десять тысяч рублей. Случайные заработки мне так редко перепадали, но я всегда за них держалась. Помочь донести сумки до дома, прополоть, полить огород. Пока дядя Олег «в умате» после своих излияний, я пользовалась этой возможностью. Но львиную долю моих накоплений принесли броши. Пусть из дешёвого китайского бисера, но они были сделаны с любовью и мастерством, на которое я была способна. Сколько раз я мечтала о том, что когда-нибудь, да… когда-нибудь куплю дорогой итальянский бисер, прекрасные несравненные кристаллы Сваровски и сделаю нечто особенное. Но это только мечты. Сейчас моя главная цель - попасть в Анапу. Я не боюсь работы! Больше всего на свете я бою потерять себя – свою личность. Мне нужно бежать из Варваровки. Бежать и забыть ЭТУ жизнь, как страшный сон.
Глава 2 от 12. 07
Глава 2 от 12. 07
Алена
– Приберись, - наставляет дядя перед уходом, - двор подмети. Эти твари за ночь опять мешки с мусором разворошили, - он что–то еще брюзжит, но не разобрать, пока не повышает голос: – Суп свари с мясом, надоело одну капусту ловить в воде. Я что, по-твоему, заяц что ли какой?
Спохватившись, достаточно чувствительно щипаю себя за руку, чтобы не сказать первое пришедшее на ум, что вовсе не заяц, а козел.
Дядя бренчит металлической связкой ключей, выискивая тот, что подходит ко второй деревянной двери от прихожей, и я наконец решаюсь вставить слово:
– Так мяса нет, закончилось еще четыре дня назад, – складываю руки с безобразными желто-голубыми пятнами-синяками за спиной, настороженно наблюдая за тем, как дядя, наклонившись, надевает обувь.
Он слишком занят мыслями о «Наливайке», поэтому не особо эмоционально реагирует на мое острожное замечание.
– Мне какое дело, - фыркает, прежде чем продолжить, - вон, пойдешь у Кузнецовых займешь, – бурчит, отмахиваясь от меня, словно от назойливой мухи.
– Десятое число. Наверняка Федька еще вчера получил зарплату.
Щеки сразу же заливает алый румянец смущения. Вот к кому, а к Федьке совсем не хочется идти. Федор Кузнецов - наш ближайший сосед по участку. Парень работает на местном стеклозаводе, поэтому по меркам Варваровки, можно сказать, завидный жених. Не каждый поселке получает зарплату аж целых тридцать пять тысяч.
Нет, он не плохой парень – работящий, но взгляды молодого человека уж больно смущают. Пару раз Федор пытался выразить свою симпатию, звал в город на концерт какого-то залетного певца, но я оставляла без ответа все намеки и предложения соседа. Да и кто делами будет заниматься, пока я шастаю по концертам? Куры сами себя не накормят, грядки в огороде не прополятся.
– Попросишь тысченку, - проникает в мои мысли дядя Олег, затем вскидывает задумчиво белесо-голубые глаза.
– Да улыбнись ты хоть раз, что ли, Алёнка, для разнообразия. Пацана порадуй. Того и глядишь, долг назад не потребует.