Малыш по переписке
Шрифт:
— Он просто попутал адреса и завалился ко мне в квартиру, требуя немедленно рассказать, где я прячу какого-то поганца, нахально влезшего в его дела, — хлопая ресницами, сочиняла я.
Мысленно поставила галочку, припомнить этому поганцу свое состояние нервного врунишки. Он там, понимаешь ли, с отцом обсуждал рабочие вопросы, а я тут отдувалась за нас двоих. Еще бы не забыть. Что рассказала, чтобы дословно передать балладу мужу.
— Да ты что? — наливая чай в толстую керамическую чашку восхищенно причитала Данэла, — а дальше, что?
— Когда
— Да? — разочарованно выдохнула она и села напротив.
— Но на следующее утро вернулся с цветами и… — опять заняла свой рот, на этот раз булкой, чтобы сообразить, что дальше приплести. — Вот! — кивнула на живот и это все, что пришло в мою голову, — вы лучше расскажите мне, что-нибудь из детства Амира, — перевела я разговор, не желая больше лукавить, — это так интересно, — и это была сущая правда.
— Ой, сейчас! — воодушевилась она, а я приготовилась слушать и, как говорится, мотать на ус…
Она засуетилась, видно было, как данная тема ее зацепила и ей просто не терпелось рассказать. Глаза блестели.
— Сейчас моя дорогая, — опираясь на стол, она поднялась и отошла к двери ведущей, видимо, в подсобные помещения, — Алексия, — крикнула она, приоткрыв створку, — принеси, пожалуйста, нам альбом из комода в гостиной.
Женщина средних лет, одетая в форменное платье серого цвета, длиною чуть ниже колен, чуть недовольно глянула на меня.
— Да, синьора Данэла, — ответила как-то нехотя и, пройдя через кухню, удалилась выполнять просьбу хозяйки.
— Сейчас посмотришь, каким милым малышом он был, — умилялась Данэла, возвращаясь к столу. — А на Алексию не обращай внимание, — махнула она рукой, — она Амирчика с пеленок знает и всегда с пристрастием относилась ко всем его девушкам.
Я пожала плечами и поднесла чашку к губам. Мне-то какая разница, какое впечатление я произвела на постороннего человека. Я здесь на пару дней — если Амир не соврал — да и в его жизни ненадолго. К горлу опять подкатил комок неприятной горечи, заставив меня поперхнуться глотком чая, отставила в сторону тонкий фарфор.
— Да все нормально, — безразлично махнула рукой, — я в чем-то ее понимаю.
Женщина удивленно прищурилась, безмолвно требуя пояснений
— У меня есть старший брат. Так вот я в свое время знатно откалибровывала его девушек. По четко отработанным проверочным критериям, у меня ни одна не проходила проверку на пригодность.
— Ох и доставалось тебе, наверно — усмехнулась свекровь.
— От брата, — кивнула я, — когда пришла моя очередь ходить на свидания. Вот тут он оторвался, за все мои каверзы и подставы. В общем, на первое свидание без его надзора и придирок я смогла сходить, только когда он, окончив университет, укатил в другой город по приглашению на работу.
— А как у них с Амиром отношения?
— Нейтралитет, — ну, а что мне еще ответить, если
Алексия появилась на кухне как нельзя кстати. Она несла пухлый альбом в старой, изрядно потертой кожаной обложке, коричневого цвета. Показательно громко приземлив его на стол между мной и Данэлой, она развернулась и, вздернув подбородок, направилась к двери в подсобное помещение.
— Через три часа ужин, — уже держась за ручку и не оборачиваясь, будто, между прочим, напомнила и, не дожидаясь ответа, скрылась за дверью.
Я с детства любила смотреть старые фотографии, ни те, что сделаны год или два назад, а именно архаичные. Хранящие в себе историю прожитых лет. От них пахло как-то по-особенному сентиментально. Они затрагивали незримые струны души, заставляя грустить, смеяться, умиляться… Рисовали сюжеты прошлых лет, каждый раз словно заново погружая тебя в атмосферу тех далеких дней. И неважно, что на фотокарточке была не ты, важно то, что она хранила в себе и передавала тебе.
Чуть подрагивающими от волнения пальцами я потянулась к фолианту и замерла в нерешительности.
— Можно? — спросила я, подняв глаза на Данэлу.
— Конечно, — она подвинула альбом в мою сторону, встала со стула и пересела на другой, тот, что стоял ближе ко мне.
Я бережно перевернула первую страницу и улыбнулась упитанному ангелочку, смотревшему на меня большими темными глазами с черно-белой фотографии.
— Ой, — заметив, на какую из фотографий упал мой взгляд, аккуратно вынула ее из уголков, — здесь ему полгода, — нежно провела пальцем по картинке, — только-только научился вставать в кроватке и вылез первый зубик.
Как же это сентиментально, аж до слез умиления. Он и правда, безумно мил в своей беззубой младенческой улыбке. Хорош и чертовски привлекателен. Разглядывая его детские фотографии и слушая забавные истории, я с трудом сопоставляла двух этих людей.
Того что так нахально ворвался в мою тихую, безмятежную жизнь. С порога предъявив права. Безапелляционно установив свои правила. Знавшего чего он хочет от жизни и получавшего это, не откладывая в долгий ящик.
И этого, что смотрел на меня с, местами повыцветших, фотоснимков. С глазами полными восторга, любопытства и жажды новых приключений. С копной чуть вьющихся непослушных волос. Худосочный, похожий на кузнечика, с острыми, разбитыми коленками в свои двенадцать лет.
— А вот здесь, — Данэла передала мне очередную фотографию с изображением новогодних декораций, собакой, выкрашенной в зеленый цвет и довольными детьми.
Я с немым удивлением взглянула на женщину потом опять на картинку. За что собаку-то так?
— Да — да! Это они с сестрой выпросили у отца под шумок, подловив момент, когда тот погруженный в работу не особо вникал в их, на первый взгляд, безобидные просьбы, пару пачек Басмы. Он купил. А они выкрасили собаку, только вот что-то пошло не так и вместо черного лабрадора они получили зеленого.