Малыш по переписке

Фокс Нана

В какой-то из моментов этой круговерти с анализами, осмотрами и прочими манипуляциями, я просто выпал из реальности. Очнулся только когда ко мне подошла Тамиля, а я с надеждой взглянул в ее лицо с паутинкой уставших морщинок в уголках глаз.

Двадцать минут, бесконечно долгих двадцать минут я стоял под дверью процедурного кабинета, куда завезли на каталке Таю, а меня попросили подождать в коридоре. Даже гневный взгляд не подействовал на загородившую мне путь медсестру. Я ошалел, когда она решительно захлопнула дверь прямо перед моим носом. Только и смог что отступить от закрывшегося проема на пару шагов назад.

Так

и стоял, уставившись невидящим взглядом в гладкое полотно с металлической ручкой и пластиковой табличкой. А в голове сплошная каша из страхов и волнений, да еще это противное чувство беспомощности: отвратительное, гадкое и снедающее уверенность в своих силах.

На меня нахлынуло осознание того, что вот сейчас я в ответе не только за себя, но еще и за эту маленькую, хрупкую женщину и за ее малыша тоже. И не дай бог с ними что-то случится… Нет! Нет и еще раз нет! Об этом даже думать не стоило.

— Ох и напугали вы нас, — Тамиля обвинительно покачала головой, присаживаясь в кресло, стоявшее около кабинета.

— Что с ней? Как она? Это опасно? А малышка? — я закидывал ее вопросами, как телезрители знатоков в известной всем передаче “Что? Где? Когда?”. Неизвестность с новой силой закрутила во мне ураганом неприятную бурю волнений.

— Да все хорошо с твоими девочками, — улыбнулась женщина.

Только настоящим врачам свойственна такая теплая и успокаивающая улыбка. Эта улыбка растворяла страх, залечивала раны и просто согревала. Я вздохнул с облегчением, на подсознательном уровне уже зная, что все и впрямь в порядке.

— Вот только не смейте так больше делать, — сдвинула она недовольно брови, отчитывая меня, как провинившегося двоечника.

Что? О чем это она?

Мозг все еще не восстановил свою нормальную работоспособность, поэтому я не мог понять, о каких предостережениях идет речь. Я перематывал в памяти события сегодняшнего дня: наш активный шопинг, от которого пигалица была в полном восторге, а я ловил эмоциональный кайф от таких сочных, неподдельных эмоций, что, не стесняясь, она расплескивала вокруг себя. Мне хотелось получать их еще и еще, просто даря ей маленькие радости. А наш сытный обед, когда Тая с таким аппетитом поглощала не только то, что заказала для себя, но и воровато, с задорной улыбкой таскала вкусные кусочки из моей тарелки, словно ненасытный галчонок. И ее такой довольный и счастливый вид, от которого горло перехватывало необъяснимыми и какими-то новыми для меня чувствами, которому я не готов был присваивать высокий статус, но и прогонять его прочь не готов.

Все это так радовало пигалицу, отчего же ей стало плохо?

— У твоей жены банальное несварение, — наконец-то просветила меня врач, — от этого и колики, плюс небольшие спазмы.

— Это опасно?

— Это неопасно, но повторять такое не желательно. Мы провели все процедуры, и на сутки оставлю-ка я ее у себя. Сейчас переведут ее в палату, — Тамиля встала и направилась в сторону лифта, — и ты сможешь с ней пообщаться. И матери позвони, — махнув рукой и, не оборачиваясь, она удалилась.

Я набрал номер матери, приготовившись выслушать все гневные тирады, что она, наверняка запасла для меня. И пока поучительно-обвинительная родительской речи изливалась на меня бурлящим потоком, я лишь молча кивал и наблюдал за тем, как Таю перевезли в палату.

— Мам,

я все понял. Каюсь, исправлюсь, — решил прикрыть этот неиссякаемый источник гнева и упреков.

— Дома поговорим! — вынесла она приговор и отключилась, а я почувствовал себя нашкодившим ребенком.

Убрав телефон в карман, я заглянул к жене. Она лежала на огромной кровати такая маленькая, хрупкая и бледная. Устало взглянула на меня и улыбнулась.

— Прости, я тебя напугала, — тихий голос с извиняющимися нотками, щемящей болью отразился в сердце, а слезинки в уголках ее глаз заставили почувствовать себя наглой сволочью.

В два шага преодолев разделяющее нас пространство, я присел на край кровати и аккуратно, чтобы не задеть капельницу, взял в руки ее прохладную ладошку. Тонкие пальчики чуть дернулись, а я поднес их к губам и, целуя каждый в попытке согреть и забрать ее усталость себе.

— Прости ты меня, что не уберег, — провел пальцами свободной руки по абрису милого лица, стирая слезинки и убирая со щеки упавшую прядку.

— Я хочу домой, — умоляющий взгляд пробирал до печенок, а я ничего не мог поделать, рисковать ее здоровьем и здоровьем малышки мы не имели права.

Ничего не говоря, лишь покачал отрицательно головой. И она поняла, поняла и не сопротивлялась, не капризничала, а просто, расстроенно вздохнув, прикрыла глаза. Сон лучшее лекарство.

— Ты иди, — не открывая глаз, хрипло произнесла Тая, проведя кончиком языка по пересохшим губам, — не трать время, а я посплю.

— Я посижу, а ты засыпай.

Но планы по охране сна моей пигалицы были прерваны телефонным звонком.

— Амир Эмирович, — раздался суровый бас начальника службы безопасности, — выяснились новые обстоятельства по делу о телефонной переписке…

— Какие? — не желая тревожить Таисию, я тихо встал и вышел из палаты.

— Возвращайтесь, — посоветовал он и связь прервалась.

ГЛАВА 32

*Амир*

Не раньше, не позже…

Я до побелевших костяшек сжал руль автомобиля, выруливая с парковки медицинского центра. После малоинформативного разговора с начальником службы безопасности, я заглянул в палату к Таисии, чтобы поставить ее в известность о своем скоропалительном отъезде. Пигалица спала, легкая улыбка касалась ее губ, растворяя усталость и нервозность уходящего дня. Будить ее было кощунством и я, лишь подойдя близко к кровати, невесомо коснулся пальцами ее порозовевшей щеки. Не сдержался и, наклонившись, оставил легкий поцелуй в уголке манящего рта, вдыхая неуловимо знакомый аромат полевых цветов. Этот аромат заполнял мое сознание, будоража смутные воспоминания, которые я никак не мог поймать за ускользающую от меня нить реальности и восстановить целостную картинку прошлого.

Подобное чувство я испытал и сегодня ночью, когда, приняв душ и проигнорировав приготовленное заботливой женой спальное место на полу, лег с ней рядом на кровать под тонкое одеяло, стараясь не потревожить ее сон. Прикрыл глаза, вот только проваливаться в объятия Морфея мне не давал этот волнующий запах. Он казался до безумного знакомым, невероятно родным и чертовски правильным в моей жизни.

Покинул медицинское заведение я только после того, как заглянул к Тамиле и, в очередной раз удостоверился, что Таисии и малышке ничего не угрожает.