Малышка из квартала Роппонги
Шрифт:
Мы поспали всего часа два. Утром при расставании Сакико сказала:
– Я приду из университета в четыре часа. Буду тебя ждать.
– Боюсь, что смогу прийти попозже – я сейчас снимаюсь на киностудии «Нацаки», и мы на целый день выезжаем на съемки на побережье.
– О, мистер еще и актер! Хорошо,
«Куда же ты улетучился, „тэйсисэй“?! Куда подевался традиционный набор качеств японской женщины? – смиренная поза, тихая речь, робкое поведение, – размышлял я, выйдя на улицу. – Нет тебя, „тэйсисэй“, и в помине!»
«Снимаюсь на студии» – тут я не соврал, но несколько преувеличил собственное значение в процессе. Весь день я действительно провел на выездной съёмке на берегу залива Сагами близ Токио. Старательно, в меру сил и таланта изображал труп европейского матроса ХIХ века, перекатывающийся туда-сюда в волнах прибоя. А когда в конце дня мы вернулись на студию, готовясь к ночной роли «господина», я попросил выдать мне на время кое-что из реквизита: мягкую сыромятную плётку-семихвостку, кожаный ошейник с шипами внутрь, бутафорские наручники. Пожилая реквизиторша недвусмысленно ухмыльнулась…
Моя «рабыня» явно не ожидала, что я заявлюсь к ней с таким арсеналом. Но в глазах ее загорелся огонёк любопытства, и она вновь целиком отдалась нашим игрищам.
Я заковывал свою «рабыню» в наручники, слегка отделывал ее плеткой, поливал сосочки воском горящей свечи, вовсю пользуясь переменой ролей. Сакико, определенно обладающая мазохистскими наклонностями, стоически сносила игрушечные экзекуции – видно, всё это приходилось ей по вкусу. А парочка качественных минетов
Наконец, уже под утро я отвел девушку в ванную и приказал ей:
– А теперь встань на колени и открой рот! Мы займемся «золотым душем». Хотя учитывая, что мы в Японии, лучше назовем процедуру «чайной церемонией».
Сакико понимает, к чему я клоню. Чувствуется, что для нее это в новинку. Она колеблется, но всё-таки соглашается. И через минуту искрящаяся струя ударяет в ее открытый ротик, высунутый язычок, в шею, набухшие соски, живот. Девушка растирает янтарную жидкость по телу, не скрывая удовольствия. А потом по-восточному молитвенно складывает руки перед грудью ладонями вместе, кланяется, не поднимаясь с колен, шутливо произносит:
– Благодарю моего господина за то, что он позволил своей смиренной рабыне испытать новые сладостные ощущения! Да пребудут с ним семь богов счастья!
И, поднявшись, со смехом добавляет:
– А в роли господина ты был неподражаем!
Мы с Сакико прощаемся. Начинаются каникулы, и завтра она должна ехать домой на Хоккайдо. Там в небольшом городке Китами ее с нетерпением ждет жених, почтовый служащий, для которого девственность и блюдётся. Интересно, сумеет ли она хоть на время смириться, обрести «тэйсисэй»? Всё-таки, провинциальный городишко – не многомиллионный Токио, все и всё на виду…«Впрочем, зачем смирение такой шустрой девчонке? – размышляю я, сидя в вагоне метро. – С ее запросами прямая дорога на какой-нибудь „плодоовощной базар“. И пусть в ее жадную, но пока еще непорочную „норку“ вместо огурца вставят древко знамени великой страны Сексландии. Выйдет отличное „флагалище“!»