Малышка из трущоб
Шрифт:
Я подошла к мужчине, он вежливо поздоровался, представившись водителем Прадова и забрал мой чемодан.
— На эти дни, я в вашем распоряжении, — объявил он. — Артём Германович сказал, вам предстоит много ездить. Вот мой телефон, — мужчина протянул визитку, которую я спрятала в карман джинсов. Москва, несмотря на конец июля, погодой не балует.
Павел, так зовут водителя, помог донести мне вещи до двери, напомнил, чтобы обращалась в любое время и простился.
Замерла перед дверью, собираясь с духом. Ладони вспотели, в голове застучало…
Вставила
— Что ты устроила? — сдерживаясь, спросила я, открывая окна. — Во что превратила квартиру? Предстают поминки, придут Викины друзья, знакомые…
Мама поднялась с кресла и, пошатываясь, подошла ко мне: красные глаза опухли от слёз, под ними растеклась туш, сама лохматая и жуткий запах перегара. Женщина вскинула руку и ударила меня.
Я схватилась за щеку, закусив губу. Нет смысла спрашивать «за что» у пьяного человека.
— Это ты виновата! — истерично закричала она. — Ты! Всегда ей всё запрещала, а потом бросила. Уехала в Грецию. Ну, что, вышла замуж?
— Всё в порядке? — в комнату вошёл Володя. Немного помятый, но, по крайней мере, трезвый.
— Да. Я скоро уеду по делам. Не давай матери больше пить, я вылью весь алкоголь и уберусь, а потом поеду в морг: получить свидетельство о смерти, — развернулась и направилась к двери.
Я начала с простого: кухни и прихожей. Сложнее всего было зайти даже не в ванную, в которой никто не убрался, после того, как Вику забрали, а в её комнату, где каждая вещь напоминает о сестре.
Брошенные наушники от «айпода», планшет на зарядке, её сумка на полке, разбросанные вещи дорогих марок. Вика мало в чём нуждалась, но всё же решила, что её жизнь недостаточно хороша.
Да, я злюсь, чёрт возьми! За то, что бросила мать, которой была нужна. Моя жизнь не станет прежней. Нет больше семьи и вряд ли я смогу жить в э той квартире.
После уборки, я переоделась в костюм и направилась сначала в магазин за платьем и другими вещами для Вики, а потом в морг.
Тяжёлым испытанием было посмотреть на сестру и убедиться, что она действительно мертва. Я пожалела, что рядом нет Артёма…
Вика лежала на холодном столе, бледная с синевой на лице, обескровленными губами… Я не смогла посмотреть на запястья рук: оставила вещи, документы, заключения от экспертов и вышла на улицу. Полчаса я глухо рыдала на лавочке, пока сотрудник морга не вынес «свидетельство о смерти». Я договорилась, что тело для похорон заберём отсюда.
Мне осталось заказать машину, работников, которые понесут гроб и заехать в бюро ритуальных услуг. Павел ничего не спрашивал: он молча выполнял свою работу, и я искренне была благодарна Артёму за заботу.
Через два дня состоялись похороны. Пришли мамины знакомые и много Викиных приятелей. Мы с Володей были одни. Он взял на себя все расходы, а я заблокировала мамин счёт,
На кладбище было душно, все причитали, мама долго рыдала у гроба. Проститься сестрой, я подошла последней. В душе была пустота, мне больше не хотелось плакать. Не верилось, что всё происходящее правда…
На седьмой день мне позвонил Никольский. Я уже и забыла про него, если честно. Он предложил встретиться у него в офисе и обсудить детали сотрудничества. Так же он выразил свои соболезнования. Значит, нефтяник говорил с ним.
Я согласилась, посчитав, что глупо отказываться от мечты. Нельзя ставить на себе крест, как бы сильно не хотелось забиться в угол.
Привела себя в порядок, поймала такси и отправилась в центр. Мать ругает меня, что я не убиваюсь горем, что продолжаю жить. По её мнению, я тоже должна была покончить жизнь самоубийством. Но я, тварь неблагодарная, продолжаю жить, строю планы на будущее и планирую поступать в университет.
Мне безумно жаль сестру и да, я виню себя, больше некого, но не я убила её. Мне предстоит жить дальше, и я не хочу погружаться в горе с головой, оплакивать её кончину, как бы сильно не любила Вику. Это ничего не изменит и не даст. А боль в душе со временем пройдёт…
Офис Никольского располагался в одном здании с салоном. Очень удобно. Я представилась охране, показала документы, и меня проводили до стеклянной, хромированной двери.
Каково же было моё удивление, когда в широком кожаном кресле увидела Прадова. Лицо непроницаемо, сложно угадать эмоции, но моё сердце бешено забилось. Мне стало стыдно за свои резкие слова перед отъездом.
Я сглотнула и неуверенно сделала шаг. Зачем он приехал?
Мужчина поднялся, осторожно подошёл и заключил меня в объятья.
— Прости… — прошептал мне в макушку. — Прости, что меня не было рядом. Я хотел, но так боялся… Моя девочка, — он провел рукой по волосам и поцеловал в макушку. — Прости, я не мог больше ждать. Это невыносимо.
Я прижалась сильнее, ощущая, как горячие слёзы текут по щекам. Мне так больно! Так одиноко и тоскливо…
Прадов, словно почувствовав моё состояние, подхватил меня на руки и сел вместе со мной на диван. Он прижал меня к груди как маленькую девочку и начал гладить, утешая. Он шептал и шептал ласковые слова, а я слушала и плакала, ощущая, как становится легче, как возвращается жизнь.
В какой-то момент появилась Нина с чашкой какао. У меня даже не возникло мысли спросить, откуда она взялась. Всё казалось таким правильным, уютным и знакомым.
— Мне тебя не хватало, — призналась я.
— Моя Малышка, — хрипло выдохнул нефтяник. — Я хотел позвонить, но не знал, что сказать. Не знал, что делать. Я ведь никто для твоей семьи, но мне безумно хотелось быть рядом. Каждый долбанный день я сверлил глазами телефон, ожидая увидеть сообщение от тебя…
— Прости, — теперь извинялась я. — Я как в тумане…