Малышка
Шрифт:
— Я и так с тобой… — шепчу, сливаясь в сладком поцелуе с тем, кого готова видеть каждое утро до конца своих дней.
— В общагу тебя не пущу сегодня, — Макс поднимает меня на руки и усаживает на стол, впиваясь губами в шею. — Буду обнимать всю ночь, чтобы знать, что ты не мёрзнешь.
— За какие заслуги ты мне достался, Тимофеев? — я похожа на влюбленную идиотку с этой улыбкой до ушей, ведь… Хотя стойте. Я и есть влюбленная идиотка.
— Скорее, за грехи, — он усмехается и сладко целует в щёку, — ты же знаешь, что я та ещё задница.
— Знаю, — кладу руки на щеки и прохожусь подушечками
Моего Макса.
В пятнадцать я мечтала о том, чтобы иметь возможность произносить это на законных основаниях, а теперь не могу поверить своему счастью.
— Какие планы на день рождения? — вдруг спрашивает Макс, чуть отстраняясь, а меня осеняет: через пять дней мне восемнадцать.
— Ох, черт… Ну, на субботу мы забронировали столик в клубе, но, если честно, туда я хочу меньше всего. Можно было бы посидеть где-нибудь с Леркой и Ромой, если ты не против, конечно. А в воскресенье приедут мои.
Макс вдруг напрягается, выравнивается как по струнке и даже меняется в лице. Что случилось? Не хочет знакомиться с моими друзьями?
— Кто приедет?
— Родители, Тёма со своей новой девушкой и Яна, тоже вроде не одна. А что такое?
— Да нет… Ничего. Буду рад увидеться с ними.
***
Макс
Рад я буду, конечно. Особенно после того, как Тёма запретил приближаться к его сестрёнке и отправил меня в больницу на пару недель со сломанными ребрами. Не то чтобы я боялся физической расправы в это воскресенье, больше боюсь морального давления на малышку. Тёма сложный человек и, если что-то идёт не так, как задумал он, нервничает и творит херню.
Конечно же, я не брошу малышку в день рождения, а с друзьями её познакомлюсь так вообще с удовольствием. К слову, очень греет душу то, что она не противится чувствам после всего, что было, и не закрывается от меня. Зачем, если мы влюблены?
— Макс, все точно в порядке? — шепчет малышка, поглаживая моё лицо, и я вдруг расслабляюсь, потому что рядом с ней не может быть не в порядке. Я влюблен по самые уши, и мне вообще пофиг на то, что кто-то что-то имеет против нашей пары, пусть даже это и родной брат Арины. Больше ничто не помешает мне быть рядом с ней, я уверен.
— Точно, малышка. Просто по своим соскучился, вот и подвис, — вру, а потом целую свою маленькую, забывая обо всем на свете. Прорвёмся, чего бы это ни стоило. В конце концов, не увезет же он Арину в Воронеж и не спрячет под сотню замков, правда?
Малышка обнимает меня со всем трепетом и целует так нежно, что над нами уже должны появиться единороги на розовых облаках. Слишком сладко.
Оттягивает пряди волос на затылке, задирает голову, открывая доступ к шее, и жмется, как кошка, давая почувствовать горячее тело. Я целую, обнимаю крепко, провожу языком по ключицам, а малышка снова дрожит, как осенний листок на ветру, и меня это дико заводит. Заводит так, что звенит в ушах. Я теряюсь в пространстве и забываю обо всем, только целую бархатную кожу на шее, не скрытую тканью толстовки. Не смогу остановиться, чувствую это. И я понимаю, что малышка уже взрослая, но не могу не спросить…
— Малышка,
Она понимает, о чем я, и качает головой, вдруг густо покраснев.
— Прости…
— Ты дурочка, что ли? — целую нос, сладкие щеки, оставляю поцелуи на веках и висках. — Вообще не важно, вот веришь? Но спросить я должен был, сама понимаешь.
— Понимаю, — она улыбается, а я тону в этой улыбке, в глазах и во всей малышке. Целую со всей страстью и любовью, что рвется из меня наружу, а потом поддеваю руками свою же толстовку, стаскивая её с почти обнаженного тела, потому что больше просто нет никаких сил сдерживаться. А малышка совсем не против, потому что помогает снять ненужную ткань, оставаясь в одном нижнем белье.
Горю, сгораю заживо, понимая, что происходит. Моя девочка здесь, со мной, дрожит от возбуждения и снимает с меня футболку, вышвыривая ту на пол.
Не могу сдерживаться. Не хочу.
Поэтому целую малышку, наплевав на боль в губе, оглаживаю стройное тело, а когда дохожу до лифчика, снимаю его к чертям и припадаю губами к груди, сжимая в ладонях, пока Арина обнимает меня ногами, сжимая так сильно, что мне почти трудно дышать.
— Боже! — Арина выгибается, хватает волосы на затылке и прижимает меня чуть ближе, захлёбываясь стоном. Не могу удержаться и прикусываю горошину соска, руками сжимая бедра. Мне, кажется, сейчас снесёт крышу, это просто сумасшествие.
— Блять, малышка, ты такая красивая, — поднимаюсь поцелуями по телу к губам, а руками снимаю остатки одежды, пока Арина целует мою шею, оглаживая руками обнажённый торс. — Я так давно хотел тебя, ты просто представить себе не можешь…
— Я так сильно… — она прерывается, когда развожу руками бедра и притягиваю ближе, к самому краю стола. — М-м, да! — стонет, стоит мне оказаться внутри. Открывает губы, закатывает глаза и пару секунд приходит в себя, привыкая к наполненности. Любуюсь. До смерти прекрасна.
***Арина
Трясёт. От того, что он внутри, от нежности, от жадных касаний, трясёт неистово.
Прижимаюсь как можно ближе, притягиваю Макса ногами и отвечаю на самый нежный в мире поцелуй, который он дарит мне, оттягивая время перед первым толчком.
Всхлипываю, когда он делает первое движение бедрами, и не могу удержаться от очередной порции касаний и поцелуев. Мне необходимо это на уровне подсознания, я нуждаюсь в нем больше, чем в кислороде.
Он движется медленно, но резко, а я, кажется, вновь улетаю в космос. Это точно стоило всех идиотских событий, да, черт, эта любовь всей жизни стоила.
Люблю. Господи, как же сильно…
Он накрывает губами мой сосок, не останавливая сладкой пытки, которую творит глубокими толчками. Стоны один за одним срываются с губ, обнимаю Макса нежно и крепко, целую везде, где могу дотянуться, и вскрикиваю, когда его пальцы опускаются на клитор, а сам он замедляет движения, оставляя на шее багровеющий засос.
Я напрягаюсь, как провод, во мне двести двадцать, коротит, грозясь взорваться. Разряды тока проносятся по телу, кончики пальцев словно колят иголками, а внизу живота собирается лава. Всё пульсирует и горит, и я горю, сливаясь с Максом в очередном поцелуе, не прекращая стонать.