Малышка
Шрифт:
Телята спали. Большая лампа, ночная стражница, неярко горела под потолком.
Сторож дедушка Николай сидел на широкой лавке, в самом конце телятника, за перегородкой. Здесь была устроена кухня. Посередине кухни поднималась печь с большим котлом. В нём грели воду для телят. Но время было ещё раннее, и дедушка печь не растапливал.
Напротив, на белёной стене, тик-такали часы-ходики. Их дедушка принёс из дому, чтобы время знать. С ними он и поговорить любил. Глядит на них, и чудится ему, будто часы выговаривают:
«Тик-так, тик-так! Спи, дедушка,
— Что вы, что вы, усачи, нельзя мне спать. Я ведь сторож ночной.
А часы опять своё твердят. Уж так они устроены — любят людей спать укладывать.
И стало дедушке придрёмываться.
Вдруг что-то с силой как хлопнет! У дедушки сразу дремота пропала. Слышит, телята замычали. Что такое? Открыл он дверь из кухни, заглянул в телятник. Никого.
Может, померещилось? И тут он заметил, что у одной клетки дверка не прикрыта.
«Э! Не ладно!» — подумал дедушка Николай. А сам осторожно ступает в своих валенках с калошами, точно в лесу по заячьему следу.
Подкрался поближе. Заглянул через дощатый заборчик в клетку.
Видит — рыжий телок на подстилке лежит, а рядом, обняв его за шею, примостилась на корточках Дуняша.
— Ты откуда взялась? — крикнул сторож.
Дуняша даже вздрогнула:
— Я, дедушка Николай, пораньше нынче собралась.
— Пораньше? Да ещё ночь темна. Иди-ка ты. дочка, досыпай. В телятнике посторонним нельзя быть. Не положено.
— Я же не посторонняя.
— Кто ты такая, знать не знаю.
— Как?! Дедушка Николай, да ведь я дочка Клавдии Ивановны. Ты же меня сто раз видел.
— Днём верно встречал девчурку беленькую, вроде Дуняшей звать. А под утро спать ей полагается. Отправляйся-ка, дочка, домой.
Дуняша поднялась. Пошла было из клетки, да остановилась.
— Дедушка Николай, не гони, — тихо попросила она. — Мне приснилось, что Малышка заболел, я и прибежала.
Рыжий телок вскочил на ноги. Глядит удивлённо на девочку, понять ничего не может: сначала разбудила, а только устроился получше, Пригрелся, она уж уходить собралась. Вытянул Малышка морду и недовольно замычал: «Мо-оу!»
— О-о, затянули в два голоса, — улыбнулся дедушка Николай. Махнул рукой: пускай, мол, будет по-вашему, и пошёл опять к кухне.
— Дедушка, я с тобой! — закричала Дуняша.
— Мне делом заниматься надо. Печку пойду растоплю. Придёт твоя мама, а поить телят нечем.
— Я тебе помогать буду.
— Ладно, коли так, — согласился дедушка. Дрова у входа лежали заготовленные ещё с вечера. Дуняша взялась перетащить их к печке.
Старается захватить поленья, какие побольше да потяжелее, на щепу не глядит. Дедушка Николай смеётся:
— Как же мы без щепы печь растопим? Ты поторапливайся, да с умом работай.
Принесла Дуняша щепок и берёсты. Дедушка Николай зажёг несколько колечек берёсты и положил под дрова. Берёста сгорела, а дрова не горят.
— Фу ты! — рассердился дедушка Николай. Встал на колени, подул в печь: — Фу-у-у! фу-у!
Щепки затлели, а дрова опять не горят. Мокрые, что ли?
Дедушка ещё раз зажёг берёсту. Теперь и Дуняша рядом на коленки встала. Начали они дуть вдвоём.
Дедушка совсем рассердился, как крикнет:
— Фу-ты ну-ты, гори скорей!
Дрова и правда загорелись.
Тепло стало в кухне. Дедушка и Дуняша сели на лавку.
Дедушка расстегнул тулуп, Дуняша сняла платок. Хорошо им — от печки жаром так и пышет.
Только Дуняше не сидится на месте. Говорит:
— Дедушка, а что я придумала?
— Что, дочка?
— Давай уберёмся в телятнике. Мама придёт, вот удивится!
— Что ж, можно, — согласился дедушка Николай.
Он принёс из чуланчика две большущие лопаты. Одну для себя, другую для Дуняши.
«Ух ты, тяжеленная какая! Не справиться мне», — подумала Дуняша. Но сказать ничего не сказала.
Дедушка показал Дуняше, как правильно отгребать мусор с настила. Потом взял свою лопату и ушёл в другой конец телятника. Теперь они двигались навстречу друг другу.
— Дедушка, как у тебя? — спрашивала Дуняша.
— Дело идёт, — откликался он. — Только стар я очень, быстро не могу.
— А у меня ловко получается, — хвасталась Дуняша. — Держись, дедушка, сейчас я тебя обгоню.
— Да это конечно: куда мне за тобой угнаться.
Дуняша смеётся: уж она расскажет маме, как дедушку Николая обогнала.
Её смех разбудил телят. Они вытягивали шеи, мычали на разные голоса:
«Му-у-у! Мо-о-о!»
Дуняша и дедушка торопились. Скоро ведь и мама придёт.
— Дедушка, ты только маме не говори, что я здесь, — попросила Дуняша.
— Ладно, не скажу.
— Я спрячусь, а как мама придёт, сразу и выскочу.
Дедушка посмотрел на Дуняшу:
— Ну и придумщица ты, дочка. Иди-ка пока в кухню, поспи немного.
Дедушка отвёл Дуняшу в кухню, уложил её на лавку и прикрыл своим тулупом.
— Нет, я не буду спать, — покачала головой Дуняша, — я маму дождусь.
Но тут она вдруг почувствовала, как устала, точно целый день воду из колодца носила. Тёплая овчина ласково щекотнула Дукяшин подбородок: спи, мол, девочка.
«Не буду», — упрямо подумала Дуняша. Она ещё заметила, как на белёной стене чуть шевельнули усами ходики и, точно живые, зачастили:
«Тик-так! Тик-так! И телята спят, и ребята спят! И ты, Дуняша, скорей засыпай!»