Малышкина и Карлос. Магические врата
Шрифт:
Словно в подтверждение его слов меч сорвался с полки и, описав в воздухе сверкающую дугу, влетел в руку профессора, едва не прибив на месте Швыра. Серебряков снова застонал:
– Как же мне надоело таскать на себе эти железки!
– Брюс ведь обещал их снять, – напомнила ему Юля.
– Не очень-то я доверяю Брюсу и его обещаниям. – Серебряков печально вздохнул. – Как он мог так подло поступить со мной после того, что я для него хотел сделать?
– Привыкайте к осмотрительности! – заметил Грызлов, подняв к сводчатому потолку маленький черный палец. –
Ниночка зашла в ставшую уже немного чужой студию TV Ведомостей и поискала глазами Корделию. Обе откровенно обрадовались, увидев друг друга. Малышкина схватила сумочку и, подхватив Водорябову под руку, быстро вывела в коридор, подальше от любопытных глаз и длинных языков. Сослуживцы Корделии открыто недоумевали при виде такой странной дружбы. Впрочем, она не делала тайны из того, что протежирует Ниночке и способствует ее продвижению по лестнице карьеры.
Эта метаморфоза известной злючки поставила сотрудников студии в тупик: они так и не смогли припомнить ни одного случая, когда бы Корделия помогла хоть кому-нибудь хоть в самой малости, не говоря уже о протекции. О новоиспеченных подружках сплетничали на каждом углу и выдвигали догадки одна другой нелепее и фантастичнее.
Больше всех недоумевала визажистка Светочка. Уж ей-то было лучше всех известно, что Водорябова терпеть не может Корделию, а теперь вот, поди ж ты, шепчется с ней между эфирами не переставая как заведенная!
Сестры вышли из телецентра и сели в такси, вызванное Корделией по мобильнику. Над городом висел серый, давящий на психику смог. И это несмотря на то, что дул сильный ветер. Редкие прохожие короткими перебежками, придерживая головные уборы и зонтики рукой, спешили поскорее пересечь открытое пространство и спрятаться под крыши домов.
– На Сретенку! – скомандовала Малышкина пожилому водителю в шоферской фуражке. – Только побыстрее, пожалуйста!
– Побыстрее не получится, – возразил водитель. – Вон смотрите, на каждом шагу битые тачки попадаются, а гаишники лютуют из-за этих проклятых участившихся ДТП. Совсем подвинулись на соблюдении правил уличного движения.
– Что тут плохого, – удивилась Корделия, – это ведь их работа?
Шофер только вздохнул и ничего не ответил. Так и молчал всю дорогу, что, как всем известно, для таксистов нетипично.
Доехав до бабы Ванды, Корделия попросила шофера подождать у дома и с Ниночкой под руку бодро потрусила к входу в полуподвал. Дверь сама собой открылась у них перед носом. На пороге стояла Ванда. Она встретила их улыбкой, такой же хмурой, как день за окном. Платочек у нее на голове сидел как-то косо, и она курила изящную трубку с длинным тонким чубуком.
– Проходите, – мотнула головой Ванда и пропустила их вперед.
В гостиной на круглом столе уже стояли красивый бронзовый семисвечник и большое круглое овальное зеркало на подставке. Почему-то рядом с ним лежала пачка ваты.
По знаку Ванды сестры уселись рядышком за столом и приготовились слушать, однако баба Ванда не торопилась начать разговор. Корделия хотела было о чем-то спросить, но осеклась под недовольным взглядом ворожеи. Ванда зажгла все семь свечей, проверила, насколько устойчиво стоит зеркало, и развернула его отражающей поверхностью к Малышкиной. Подсвечник оказался сбоку от Корделии, но тоже отразился в зеркале.
– По-разному я пробовала заглянуть в ваше будущее, – сказала баба Ванда, – не дается оно мне. Почему так происходит, ума не приложу.
– И что, ничего нельзя сделать? – разволновалась Ниночка.
– Попробуем еще раз с вашим участием, – ответила баба Ванда. – Слушайте меня внимательно.
Она велела Ниночке пересесть на диван и плотно заткнуть уши ватой, а перед Корделией положила стопку чистых листов бумаги и остро заточенный карандаш.
– Сейчас я введу тебя в состояние транса, и ты сама напишешь все, что продиктуют тебе духи, поняла?
Корделия немного испуганно кивнула.
– Приготовились, – сказала баба Ванда, – а ты, Нина, сиди молча и тихонько, что бы тут ни происходило! – Баба Ванда подошла к Корделии, встала сзади и, подняв руки над ее головой, заговорила: – Червь в земле, корень в траве, а лицо в стекле! Камень в стене, в зеркале дверь! Дух смятенный, приди! В зеркало загляни, правду приведи! Вызываю и выкликаю, явись скорей, горят семь свечей, правды ждут, тебя зовут! Скорей сюда, заклинаю тебя! Дай нам знак, что не враг! В зеркале отразись, отражение, появись!
Из зеркала внезапно вылетел порыв ледяного ветра и погасил свечи. Корделия тихо ахнула, но осталась сидеть неподвижно. Баба Ванда снова зажгла свечи, гладкое зеркальное стекло сначала затуманилось, а потом совершенно почернело. Положив руки Корделии на голову, Ванда велела ей закрыть глаза и, выписав ладонями в воздухе сложную фигуру, спросила:
– Корделия, ты где?
Та отвечала чужим механическим голосом:
– Я в большом черном зале. Страшно. Горят свечи. Я одна. О-о-о, появилась женщина, жуткая, вся в белом. Она идет ко мне!
– Не бойся, – сказала баба Ванда, – слушай ее внимательно и записывай все, что она скажет!
Рука Корделии дрогнула, а затем мелкими рывками начала чертить буквы одну за другой. Карандаш ее летал как заколдованный веник над белой поверхностью настолько быстро, что баба Ванда едва успевала выхватывать исписанные листы у нее из-под руки. Вдруг Малышкина с такой силой поставила точку, что карандаш в ее пальцах разломился надвое. Из зеркала снова со свистом вырвался ветер, разметавший каштановые волосы Корделии.
– Благодарю, тебя хвалю! – нараспев произнесла Ванда. – Мир с тобой, ступай домой, вернись туда, где был всегда! Отпускаю и заклинаю! В зеркале отразись! Отражение, исказись! Иди, откуда пришел! Скажи нам, что ты там!
Свечи сами собой вспыхнули яркими огоньками, зеркало приобрело обычный вид, и в комнате потеплело. Баба Ванда похлопала Корделию по щеке, чтобы вывести ее из транса.
– Очнись, можешь открыть глаза, все уже кончилось! Почитаем сейчас, что у тебя получилось. Надеюсь, это вам поможет.