Малютка Эдгар
Шрифт:
Мальчик направил на нее пистолет.
«Вот и детеныш, — сказала Фамке. — Твой последний шанс… А старым козлом я займусь сама».
29. Малютка/Эдгар
Но смех не мог продолжаться вечно. Рано или поздно занавес падает, разделяя и любовников, и смертельных врагов. Так было и на этот раз.
Внезапно Эдди обнаружил себя стоящим перед камином и тщетно вглядывающимся в огонь. За объятыми пламенем поленьями была только стена, покрытая копотью.
Он обернулся. Умирающий человек не пропал, он по-прежнему
«Ладно, — сказал дядя. — На всякий случай кончай и эту. Джокеры разберутся».
Малютка уже не был в этом уверен. Развлекаясь, человек в красном предоставил Эдди гораздо больше свободы, чем тому хотелось бы. По привычке он все еще склонен был валить содеянное на дядю. Не дядя ли заставил его поднять пистолет и направить его на ни о чем не подозревавшую голую… «Сучку», — назвал ее Эдгар, и перед Малюткой мелькнуло видение того, что сделали бы они с этой «сучкой», если бы Эдди был немного постарше и, как добавил дядя, «если бы у него стоял». Малютка этого замечания не понял, но в его мозгу возникло представление о некоем запретном удовольствии, о доминировании, превосходстве, об абсолютной власти над чужой жизнью и, наконец, об окончательном («когда кончаешь») удовлетворении. Дядя с явным сожалением пропустил все это сквозь дырявое сито Малюткиной невинности… а потом кто-то из них нажал на спуск.
Но кто же? Малютка? Эдгар? Малютка? Эдгар? Или все-таки это сделал «старый друг» («Это тебе за Фамке»)?.. Мучительное раздвоение — нет, теперь растроение — не покидало Эдди. Такое мучительное, что впору было кричать. О «лекарстве», врученном ему Красным Костюмом, он вспомнил не сразу. Может, и вовсе не вспомнил бы, если бы дядя не оказался таким назойливым и не перегнул палку.
«Стреляй же, долбаный щенок! — заорал Эдгар. — Стреляй, сука, пока она нас не прикончила! Или ты не хочешь вылечиться, чертов ублюдок?!..»
Малютке это надоело. Потому что ему было плохо. Было бы хорошо — он, может, и послушался бы дядиного приказа. Но тот постоянно, начиная с супермаркета, тянул его за собой в темноту, в места, полные страха, и в буквальном смысле дерьмовые места, если вспомнить о фиолетовом городе. Почему бы Малютке для разнообразия не отправить дядю в какое-нибудь «место»? Тут он и вспомнил про «две команды» и про «злую собаку». Выбрал одну — по его мнению, подходящую. И, окончательно выведенный из себя непрерывными воплями, Эдди беззвучно выкрикнул: «Место!».
Дядин голос пропал.
Не то чтобы пропал
Хотя… Эдди вгляделся в женщину, застывшую в пяти шагах от него. Неудивительно, что «отключенный» дядя минутой ранее не поверил своим глазам: она была как две капли воды похожа на изображенную на карте. По правде, похожа даже больше, чем та, первая, в душевой кабине. Та была с мокрыми, свисающими на лицо волосами, и там было слишком много пара. Малютку пронзил новый приступ ужаса: может, он вообще застрелил не ту женщину?
Дядя молчал, надежно отгороженный от него, запертый на замок, от которого у Эдди имелся ключ. Разве Красный Костюм не сообщил ему две команды? Он мог выпустить Эдгара, чтобы тот довел дело до конца, — и тогда, как знать, Джокер вылечил бы Малютку от шифро… шизорвения или чем там он болен… Вернулся бы домой, к папе и маме… Представив себе маму, он невольно сравнил ее с намеченной жертвой. Незнакомая женщина была моложе и красивее. И почему-то ему вспомнился совет «старого друга», данный, правда, не ему, а дяде: «Найди себе мамочку, которая будет кормить и защищать тебя».
Словно угадав его мысли, в этот самый момент взгляд женщины сделался влажным, она протянула к нему руки и ласково сказала:
— Ну наконец-то, иди ко мне, маленький.
Слезы брызнули из глаз Малютки. Он выронил пистолет, бросился к незнакомке, уткнулся ей лицом между бедер и зарыдал. Он выплакивал скопившийся в нем страх и, конечно, не мог видеть, как менялось выражение на лице красавицы: сострадание, пустота, ненависть, пустота, безумие, пустота, снова сострадание… Это странное лицо то краснело, то покрывалось смертельной бледностью; кожа то натягивалась, то провисала, будто лицевые мышцы подвергались точечным электрическим ударам.
В какой-то момент Эдди почувствовал, как ее ладони, лежавшие у него на плечах, переместились ему на голову и сдавили ее — уже далеко не ласково. Еще немного — и ему сделалось бы очень больно. Но потом нажим ослабел, и прикосновение снова сделалось нежным. Почти любящим… как мамины касания.
В конце концов лицо женщины разгладилось, и они заплакали вдвоем — изгнанники, вырванные из обычного существования и затерявшиеся в кошмарах. Вот только в своих или чужих? Об этом знали или догадывались двое других, которые ждали своего часа. И эти двое других были уверены, что кошмары и жестокие игры заканчиваются только со смертью. Но пока в наличии костюмы и есть чем заплатить за переселение, они останутся в игре.
И значит, Джокерам будет над чем посмеяться.