Малый драконий род
Шрифт:
Ланен и прочие то и дело заставляли меня прерываться, чтобы отдохнуть и перекусить, однако спать сейчас я мог не больше, чем отказать кому-нибудь из тех, что просили меня помочь им. Во время одной из коротеньких передышек мне внезапно пришло в голову, что это, должно быть, насмешка Ветров. Я вдруг глубоко осознал, что даю этим необыкновенным, восхитительным созданиям то, чего сам навсегда лишился.
Завидовал ли я ими? Еще как.
Испытывал ли я к ним ревность? Разумеется.
Подумал ли я хоть раз о том, чтобы отказать им в помощи? Ни на миг. Ревность и зависть мои были искренними, и я не мог отбросить их, да и не стремился — потому что превыше всего, подобно
Единственное, что я помню, помимо этого, случилось вскоре после того, как зашло солнце. Мы отдыхали, выкроив несколько мгновений, а луна стояла высоко и ярко светила, когда новоявленные обладатели самоцветов вдруг взмыли в воздух, испуская вверх пламя, и принялись танцевать в темном небе, облитые лунным светом, воспевая восторг, радость и восхищение, что охватывали их, — голосами, которыми раньше не владели.
Эти мгновения навеки запечатлелись в моем сердце. Ни смерть, ни жизнь, ни глубокая, точно время, скорбь, ни радость, способная сдвинуть горы, — ничто не в силах сравниться с образом этих ярких молодых созданий, впервые увиденных мною в небе, предающихся радости в сиянии лунного света, отражающегося в их самоцветах, которые были похожи на множество летучих звезд, — эти прекрасные мгновения будут со мною всегда...
А потом еще одна голова настойчиво ткнулась мне в плечо: опять требовалась наша помощь... Временами я словно проносился через каждый год своей тысячелетней жизни, подобно старому дереву, которое, погибая, порождает новую жизнь; иногда я словно возрождался телом и духом благодаря почтению и признательности, что оказывали мне эти существа, вновь обретшие душу.
Я не замечал ни времени, ни тьмы, ни холода, ни усталости. Знаю лишь, что когда последняя душа обрела свободу и обладатель ее, преисполненный благодарности, раскланялся мне, прежде чем радостно присоединиться ко всей стае, приближался уже рассвет. Я глянул на небо, словно впервые за все время прозрел.
— Во имя Ветров, Ланен, неужели прошло так много времени?
— С какого момента? — откликнулась она устало.
— Салера обрела свою истинную сущность после полудня...
— Да, это было вчера, — со вздохом подтвердила Ланен и улыбнулась мне. — Ты был точно одержимый, любимый мой. Но все хорошо. — Как и я, она окинула взглядом небо, дивясь первому рассвету новой жизни Малого рода. — Мы ведь не могли прекратить своих действий, пока последняя душа, томившаяся в безмолвном мраке, не была освобождена, — прошептала она.
Я встал и потянулся: тело мое затекло сразу в нескольких местах, я тут же это почувствовал, едва попробовал выпрямиться. Ланен рассмеялась — чистым смехом, идущим от самого сердца, и я присоединился к ней. Иначе нельзя было дать волю глубочайшему изумлению, сильнейшему ликованию, что охватило нас. Мы смеялись, осыпали друг друга поцелуями, обнимались, вновь смеялись — пока даже камни, казалось, не начали вторить нам.
Так что теперь Шикрар узнает куда больше новостей.
Майкель
К ночи я достиг лишь внешнего кольца скал. Демон внутри меня был уверен, что Ланен находится по ту сторону, и понукал меня рыскать среди камней в поисках прохода. Уже стемнело, и это было мне на руку. Я по-прежнему боролся, а теперь и вовсе почувствовал едва ли не ликование — но тут посыльник вооружился последним средством, однако таким, что хуже некуда.
Отчаянием.
Он начал являть мне ужасные картины смерти. Моей смерти. Я узрел во тьме огненный ливень, хлынувший на красу, так меня прежде радовавшую: все, что я когда-либо любил и лелеял, в один миг обратилось в пепел. Потом я увидел собственный труп, гниющий на склоне горы: некому было позаботиться о нем, предать его земле — плоть моя была поживой червям и воронью...
Таковой была борьба. В полном одиночестве, среди холодных камней, забыв обо всем, что творится там, в круговороте жизни, я направил всю силу своего одинокого духа на борьбу с отчаянием, когти которого были острее мечей, а дыхание обжигало огнем из Преисподней. И едва я начинал одолевать, как демон сейчас же принимался заново мучить меня мрачными картинами смерти и разрушения. Уже было я сдался, уже было прекратил борьбу — но вовремя понял, что именно борьба укрепляет мою волю, которая все еще способна сопротивляться.
Затем внимание мое привлек какой-то шум, и я поднял голову вверх. Там, над острым каменным гребнем, я увидел парящих драконов. Они изображали в небе некий крылатый танец и каким-то непостижимым образом сверкали, точно отражая собою лунный свет, объятые всеобщей радостью. Демон воспользовался моим замешательством и нанес новый удар, но я этого даже не заметил, ибо радость, охватывавшая этих существ, передалась и мне, их благодарственная песнь точно эхо отразило всю мою жизнь — и в эти мгновения боль утратила надо мною всякую власть.
Однако, объятый божественным трепетом, я позабыл о том, что боль может иметь и иные последствия. Я просто лишился чувств — но последним, что я видел, были драконы, кружившие и реявшие в небесах, предаваясь восторгу, и сердцем я до последнего мгновения парил вместе с ними, пока разум мой не поглотила тьма...
...Когда я вновь очнулся от боли, оказалось, что я куда-то бреду. Демон незаметно провел меня через проход в скалах, и сейчас я осторожно пробирался вдоль южного края горной долины. Казалось, невозможно было пройти столько и остаться незамеченным, ибо на лугу было полно всевозможных и самых разных существ: лошади, люди, драконы — причем последние в таком количестве, какого я себе и представить прежде не мог. Их, наверное, было тут не меньше двух сотен, и все их внимание оказалось приковано к чему-то такому, что происходило посреди луга.
Я попытался закричать, но голос мой точно пропал. Это было похоже на зловещий ночной кошмар, когда время замедляется, и, вместо того чтобы бежать, ты ползешь, а если пытаешься звать на помощь — из горла вырывается лишь слабый писк. Будь у меня голос, мне, может быть, удалось бы призвать кого-нибудь на помощь, чтобы он убил чудовище, сидевшее внутри меня.
Но я не мог произнести ни звука, и некому было мне помочь. Теперь демон спешил, так что я всеми силами старался, чтобы шаги мои были как можно мельче, медленнее, из-за чего все происходящее стало лишь больше походить на кошмар. Я по-прежнему боролся за каждый шаг, но теперь тварь находилась ближе к цели, и мешать ее продвижению стало еще труднее. Я ощущал, как одежда моя пропитывается потом оттого, что приходится напрягать все мышцы, противясь посыльнику. К тому времени как он... вернее, как мы с ним достигли голого каменистого выступа, я уже боролся с ним без передышки добрых десять часов и вконец измотался. Мы уже миновали две трети пути: похоже, демон направлялся к противоположной стороне долины, где темнело что-то похожее на лес.