Мама Белла
Шрифт:
Фотографии сцен из "Двадцати минут с ангелом".
"Эх, хорошо написал мой друг: "Через банальнейшую ситуацию в "Двадцати минутах с ангелом" Вампилов раскрыл в этой маленькой пьеске, анекдоте, самую суть российского народа. Да, да, народа в целом!" А может, мой друг мои мысли подслушал?"
Картины с изображением Христа, Его деяний. Звучит скорбный хор. Мужчина глубоко задумался, уперся лбом в ладонь, чему-то покачивал головой.
"Я себя часто спрашивал, почему соплеменники Христа все же убили Его? Ответы, которые мне давали, меня не совсем устраивали. Чем занимался Христос в Своей земной жизни? Творил добро ради добра. Правильно? И Его соплеменники с их окаменевшими взглядами на бытие, Вселенную, не могли понять Его.
Появляется лицо Хомутова.
ХОМУТОВ. Вот уж в самом деле: сделай людям добро, и они тебя отблагодарят.
СТУПАК. Бросьте эти штучки. Кто вы такой, чтобы раскидываться сотнями? Толстой или Жан Поль Сартр? Ну кто вы такой? Я скажу, кто вы такой. Вы хулиган. Но это в лучшем случае.
ВАСЮТА. Да откуда ты такой красивый? Уж не ангел ли ты небесный, прости меня, Господи.
БАЗИЛЬСКИЙ. Увы, с ангелом у него никакого сходства. (Хомутову.) Вы шарлатан. Или разновидность шарлатана.
ХОМУТОВ. Ну, спасибо. Буду теперь знать, как соваться со своим участием.
СТУПАК. Бросьте. Никто вам здесь не верит.
Маленькая пауза.
ФАИНА (всем). А что, если в самом деле?.. Если он хотел им помочь. Просто так...
СТУПАК (кричит). Не говори глупостей!
Сцена исчезает. Появляется мужчина, он пишет, отрываясь, задумываясь. Он производит впечатление человека, который неожиданно понял, осознал нечто очень важное, быть может, поворотное -- поворотное лично для него. Но, кто знает, может быть, и не только для себя. Он буквально захвачен работой и будто бы охотится за мыслями.
"Вот так оно бывает! И, наверное, не редко. Хомутов -- хомут, --видимо, не случайная фамилия. Автор что-то в ней зашифровал. Новый взгляд на мир, новая мораль, -- и они сначала для людей как хомут? Надо его сбросить, чтобы никто не посмел мною править, как лошадью? Интересно! Неожиданно. Вампилова, смело, талантливо предлагавшего новый взгляд на мир, человека, устои, как и этого героя, в жизни тоже мучили, но иначе: репниковы, бельчиковы, всевозможные литературные и нелитературные чиновники-мещане не пускали пьесы на сцену. А это терзало, угнетало и унижало Вампилова --Хомутова, Ангела. Разумеется, он не мог назвать себя Ангелом, назвал проще -- Хомутовым. Да, теперь мне ясно, понятно, что Хомутов -- это тоже Вампилов!"
Тоннель, в котором медленно, на ощупь бредет человек. Капает вода, стены черные, а впереди -- слабенький, неверный свет.
"Вампилов шел в тоннеле на тусклый огонек -- огонек надежды и веры. Потом, после его трагичной, бессмысленной кончины, начнут охотно ставить его пьесы, а пока... Тоннель! Долгий и мучительный путь в нем; его стены --бюрократы от литературы, холодные, эгоистичные, самоуверенные, -попробуй пробить такую стену! Им, как и нынешнему мещанскому большинству, не нужна литература, не нужно искусство слова, вообще искусство. Им подавай развлечения, щекотку для нервов! Им и Ангелов не надо, потому что у них уже есть надежный, хитрый, расчетливый и соблазнительный путеводитель по жизни -- Сатана".
Улицы вечернего Иркутска, патриархальный покой деревянных домов, от них словно бы веет чем-то надежным, добрым и сильным. Быть может, они помогали Вампилову жить и выживать.
"Да, Александру Вампилову пришлось брести в мрачном длинном тоннеле, но впереди все же жил свет. Литератор Геннадий Николаев вспоминает: "О
Вампилов сидел на тахте, опершись подбородком о стиснутый кулак. После долгого раздумья он сказал:
– - Слушай, неужели не ясно, о чем пьеса? Так обидно! И потом, ведь я написал Товстоногову, что пьеса принята. Они уже разворачивают репетиции. Выходит, я трепач?"
Снова мужчина, он листает книгу, читает про себя.
"А вот что вспоминает Елена Якушкина, заведующая литчастью театра имени Ермоловой: "Очень много времени и сил уходило в те годы на то, что мы называли "пробиванием" его пьес на сцены московских театров. Дело это было сложным, и колотиться, как говорил Саша, приходилось много. "Вы там сильно не расстраивайтесь и не берите все на себя, -- с обычной своей дружеской заботой и теплотой писал он, -- пусть режиссеры больше упираются".
Лицо улыбающегося, но уставшего Вампилова.
"Итак, суммированные замечания, -- писал Вампилов Якушкиной в другом письме.
– - Что именно хотят от автора? Да сущие пустяки!
1. Чтобы пьеса ни с чего не начиналась.
2. Чтобы пьеса ничем не заканчивалась.
Другими словами -- никакой пьесы от автора не требуется".
Лицо мужчины. Под скулами подрагивают косточки, в пальцах сжат карандаш.
"Во всех театрах одно и тоже -- вроде бы "да", но и вроде бы "нет". Друзья Вампилова говорили, что от такого обращения можно было бы озлобиться на людей, на жизнь, закрыться, уйти в себя, но Александр скорее удивлялся и хотел все же понять тех людей, которые вели с ним эту непонятную игру. Иногда лишь сукровицей просачивалась горечь. Он писал Иллирии Граковой, редактору издательства "Искусство": "У меня впечатление, что завлит на меня махнула рукой, и мои пьесы со стола переложила на окно, где у нее форменная братская могила неизвестных авторов". Ей же он рассказывал о пьесе "Несравненный Наконечников":
– - Представляешь, герой после всех своих мытарств бежит из театра, он ничего этого уже не хочет, бежит через зрительный зал, а за ним бежит режиссер, который все же надумал ставить его пьесу...
– - Хочешь поделиться своим богатым опытом общения с театром?
– -спросила я.
– - Да уж, есть о чем порассказывать, -- засмеялся Саня".
Бег человека в тоннеле убыстряется, дыхание становится тяжелым, стонущим.
"Он шел, упрямо шел по этому мрачному тоннелю-пытке. Где-то там впереди мерцал слабый и неясный свет. Но главное, что свет все же был! "А иначе, зачем я послан на эту землю, а иначе, зачем мне дан талант, а иначе, зачем я столько мучался?" -- быть может, думал Вампилов. Хотя иногда, по свидетельствам многих, драматург уже не верил, что когда-нибудь выберется из тоннеля: "Я не жалуюсь, -- писал он Якушкиной, -- я просто остервенел и просто-напросто брошу все к чертовой матери!" В этих словах глубокая и жестокая правда последних лет его жизни! Довели человека! Всю силу своего таланта он вынужден был направлять не на развитие своих способностей, а только на то, чтобы выжить, протянуть до "света", то есть не кончить жизнь самоубийством".
Одинокий голос скрипки. Тоннель, человек бежит очень быстро, нервными, отчаянными рывками. Запинается, падает, вскакивает, снова бежит. Мелькают темные, выложенные крупным серым камнем стены.
Мужчина. Думает: "Да, кажется, правильно сказал один из вампиловских героев: "Чтобы добиться признания, надо или уехать, или умереть". Пророческая мысль. Ангелы и хорошие писатели кому в какое время нужны были? А если писатель еще и Ангел? Уничтожить его, растоптать, сделать вид, что нет такого на белом свете?!"