Мама Белла
Шрифт:
Берет в руки книгу, листает и читает про себя. Смутная картина, родившаяся на пять-семь секунд: синеватый туман, озеро с подрагивающим камышом, покачивающаяся на зеленовато-темной воде лодка-плоскодонка, тусклое, не проснувшееся солнце.
"... Мы поднимемся рано, еще до рассвета. Ты увидишь, какой там туман, -- мы поплывем, как во сне, неизвестно куда. А когда подымается солнце?
– -О! Это как в церкви и даже почище, чем в церкви..."
Мужчина взволнованно встает и подходит к окну: "Льет! Черт бы его побрал. И без него тошно".
Видит: по улице идут люди с мокрыми лицами. Жалкая худая дворняга сидит под
Думает: "Кто-то сказал, что оккупировали все и всюду зиловы. Действительно: куда ни посмотри -- зиловы. Что за жизнь? Как там Зилов говорил: "Мне все безразлично, все на свете. Что со мной делается, я не знаю. Не знаю. Неужели у меня нет сердца?" Он спросил жену и -- нет для него ответа. Я порой о том же хочу спросить и себя".
Снова -- улица: люди, люди, люди.
"Вон сколько нас, зиловых! Изломанные жизни, высохшие для Бога и любви сердца. Дунь на нас -- полетит труха. Что в журнале написал московский критик?
– - "Крепко всосалась в нас зиловщина. Таракана можно дустом вытравить, а как же с ней сладить? Мы, зиловы, готовы ко всему. Нам плевать, что делать. Понадобится кому-нибудь в Москве новая перестройка -- всегда готовы, как говорили пионеры..." Этот московский критик ворчит, как старик, а, кажется, еще молодой человек. И я хочу бухтеть, потому что мне опостылела вся эта жизнь! А может... я действительно уже старик?"
Мужчина закрывает глаза ладонями. Мрак. Но неожиданно появляется вход в тоннель. Лицо мужчины затенено. Думает: "Может, и сам Вампилов -- а это предполагают многие!
– - тоже был Зиловым? И показал в нем не кого-нибудь, а себя? Однако, как тяжело мне дается этот сценарий всего-то двадцатиминутного документального фильма для школьников! Будто проживаю в мыслях целую чрезвычайно трудную, неудачливую жизнь. Я его, наверное, никогда не закончу. Но -- надо, надо работать, прочь, тоска!"
Садится за стол, пишет-думает: "Тоннель будет в жизни Вампилова потом, когда он начнет жить в страшном и очаровательном мире -- в искусстве. А пока -- легкокрылое кутуликское детство и юность".
Виды Кутулика, по возможности приближенно к описанию: "Вот как он сам описал поселок: "В Кутулике, возможно, вы никогда не бывали, но из окна вагона вы видели его наверняка. Если вы едете на запад, через полчаса после Черемхова справа вы увидите гладкую, выжженную солнцем гору, а под ней небольшое чахлое болотце; потом на горе появится автомобильная дорога, и на той стороне дороги -- березы, несколько их мелькнет и перед самым вагонным окном, и болотце сделается узким лужком, разрисованным руслом высыхающей речки. От дороги гора отойдет дальше, снизится и превратится в сосновый лес, темной стеной стоящий в километре от железной дороги. И тогда вы увидите Кутулик: на пригорке старые избы с огородами, выше -- новый забор с будкой посредине, стадион, старую школу, выглядывающую из акаций, горстку берез и сосен, за серым забором -- сад, за ним -- несколько новых деревянных домов в два этажа, потом снова два двухэтажных дома, каменных, побеленных, возвышающихся над избами и выделяющихся среди них своей белизной -- райком и Дом культуры, потом -- чайная, одноэтажная, но тоже белая и потому хорошо видимая издалека". "Словом, райцентр с головы до пят. Райцентр, похожий на все райцентры России, но на всю Россию все-таки один-единственный".
Музыка с тяжелыми, надрывными нотками. Горит молодая тонкая сосна, полыхает в жадном, трескучем огне нежно-зеленая хвоя. Потом огонь исчезает, но перед глазами зрителей -- изуродованное черное дерево.
Мужчина думает: "Тридцать седьмой год косил людей налево и направо. Валентин Вампилов, отец драматурга, был арестован и расстрелян. Сначала Валентина Никитича убьют, а после в казенной бумажке сообщат, что не по закону казнен. Вот так: плачь, не плачь, а дело сделано!"
Глаза юного Вампилова. Крупно, непременно крупно!
"Саша никогда не говорил об отце, разве что лишь с самыми близкими друзьями, -- писал литератор Марк Сергеев.
– - Но жизнь нет-нет да и напоминала сыну незаконно погубленного человека об отце, жестоко и безжалостно. Не оттуда ли, не от этих ли переживаний в характере Александра Вампилова такая ранимость, такое беспощадное чувство справедливости и несправедливости?"
Музыка просветляется. Проходят фотографии матери, Саши, других детей семьи.
"Мать Вампилова, Анастасия Прокопьевна, была истинным другом своему сыну. Она вспоминала: "Саша родился в 1937 году. Это был год, когда исполнилось 100 лет со дня смерти Пушкина. И имя ему дали в честь великого поэта -- Александр. В моей семье Саша был младшим и, разумеется, был любимцем своих братьев и сестер. Рос спокойным ребенком, очень любознательным. Еще в раннем детстве любил книги. И читали ему много бабушка и старшие дети. Был очень впечатлительным..."
В мелодию накатываются тревожные звуки, но в целом ее поток остается светлым.
Сцена, которую рабочие готовят к спектаклю. Потом -- мальчик, похожий на Витьку -- героя рассказа "Солнце в аистовом гнезде"; он широко открытыми глазами смотрит на сцену. Мелькают лица других детей.
"Однажды в Кутулике был выездной спектакль Иркутского драмтеатра, и рассказ молодого Вампилова "Солнце в аистовом гнезде" повествует о переживаниях маленького Витьки: его и других детей не пускают на спектакль и отправляют спать".
Непонятные действия, движения на сцене, все в синем свете, туманно, таинственно. Лицо мальчика, -- его губы вздрогнули, рот приоткрылся.
"В половине одиннадцатого Витька сбежал со своей постели и через минуту занял место у окна, среди таких же, как он, готовых зареветь от любопытства зрителей. Витька прильнул к стене клуба. В зале было темно, а на сцене он увидел необыкновенный стог, необыкновенного человека, необыкновенное ружье. Человек вел себя необыкновенно. Все это было освещено необыкновенным ядовито-синим светом. И Витькино сердце запрыгало от предчувствия чуда".
Мужчина склонился над письменным столом, пишет, листает книгу. Барабанный, припускной шум вечного дождя.
"Обратите внимание, -- восклицает Марк Сергеев, -- на это слово "необыкновенный", которое в коротеньком отрывке звучит пять раз! И не кажется нам лишним! И ни у какого редактора не поднимется рука заменить его синонимом по газетному обычаю. Потому что приезд театра в дальнее село в те годы и в самом деле было необыкновенным чудом. Потому что детская вера в чудо, в то, что солнце непременно сядет рано или поздно в аистовое гнездо, неисчерпаема".