Мама Белла
Шрифт:
Итак, очевидное и радостное -- тяга к возрождению своей национальной культуры, языка живет. В Тарасе мы даже большее увидели: русские неплохо владеют бурятским или татарским языком; всем селом отмечают национальные праздники. С учетом этих "тяг", предрасположенностей и была разработана программа по развитию национальных культур бурят, русских, татар и очерчены методы гармонизации их сосуществования.
Пройдемся по программе с анализом конкретных шагов. Главное -- был создан на базе Тарасинского методического куста, формально и малоэффективно объединявшего среднюю и три начальных школы, Тарасинский образовательный комплекс с развитием национальных культур -- такое у этого нового управленческого, организационно-педагогического, научно-методического, финансово-хозяйственного и просветительского организма официальное название. Также в него вошел детский сад. То есть если раньше начальные школы и детский сад развивались порознь, а чаще всего вообще не развивались, выпуская в среднюю школу слабо подготовленных
Мы опасались: будут ли охотно изучать русские и татарские дети бурятский язык? Со взрослыми, к слову, несколько иная картина: их быт и тесные трудовые контакты порой подталкивали осваивать бурятский. Нам теперь совестно за свои опасения. Дети с еще незамутненными и не отравленными в условиях глубинного села душами деловито, с крестьянской основательностью своих родителей и старанием принялись за нелегкое дело освоения языка коренного народа -- народа-соседа, народа-брата. И опять напомним: с детского сада и выше, выше -- да, верим, потом они пойдут по жизни со своим благодатным разноязычием. Татарский язык, кстати, изучается факультативно, но к нему не ослабленное внимание, не второстепенный он в языковой системе Тарасинского комплекса. Просто желающих изучать его пока мало. Предпочтительнее -- бурятский и русский.
Пронизаны духом и материей национальной культуры русских, бурят и татар учебные планы общеобразовательных предметов. Например, физкультура: преподаются национальные виды борьбы, осваивается стрельба из лука; дети состязаются на лошадях. В географию органично вплелись сведения по краеведению -- климат, рельеф, почвы не только далекой Африки, но и знакомой с детства -- однако, как выясняют ученики, не очень-то знакомой и удивительно интересной -- родной земли. В историю влились сведения историко-краеведческого характера -- о проживающих на Усть-Ордынской земле народах: выясняют, волею каких исторических ветров они сошлись и теперь сожительствуют. Предметы биологического цикла расширились -- не бесполезно ученикам узнать о животном и растительном мире округа, района и окрестностей своего села. В домоводство пришли темы по национальным кухням. На трудах мальчики пробуют вырезать узоры из дерева, обрабатывать кожу. На уроках литературы изучаются забытые нами бурятские и татарские поэты и писатели.
Но урока, разумеется, мало, чтобы культура, язык своего народа стали кровью и нервами души подрастающего поколения. Семья должна лелеять хрупкое семя, зароненное школой, ухаживать за неловко и неуверенно выбившимися росточками. Но в семьях -- во многих семьях -- скверно обстоит дело не только с родным языком, но и с национально-окрашенным бытом, образами, традициями. Чудом сохранились какие-то крупинки. Мы видели: хочет, очень хочет родитель, чтобы "мое", "родное", "национальное", наконец-то, расцвело, обласкало душу. Как быть? Нашлись в Тарасинском комплексе люди, которые яснее понимали и вернее знали культуру своего народа. Благодаря им родились клубные объединения для сельчан и детей: "Уряал" -- бурятский центр, "Рэхим" -- татарский", "Светелочка" -- русский. Дети вместе со взрослыми копаются в "пыли веков" -- составляют родословные. Утеряны некоторые ниточки, темно и беззвучно для современников прошлое многих родов: мало кого на протяжении последних пятидесяти -- семидесяти лет интересовали предки, их мысли, свершения, заботы, опыт. Но древние греки говорили: начало -половина дела. Тарасинские школьники и взрослые шагнули к мудрости предков, и какую и чего "половину" они уже получили? Наверное, как разумнее, толковее строить свою личную и сельского мира жизнь. Забота о памяти, нам представляется, -- не только совершенствование настоящего, но и забота о будущем. Детей воспитывает прошлое -- будем верить, что для более счастливого, чем у нас, будущего.
К слову, начато составление летописей всех родов Тарасы. Пустот, неизвестного, таинственного, непонятного -- завалы. "Разгребем", -- говорят немногословные тарасинцы.
В национальных клубах дети изучают обряды своего кровного народа, бытовые мелочи, которые хотя и пришли из старины, но не бесполезны сейчас, например, навыки по выделке кож, хранению продуктов питания, приготовлению настоев целебных трав, кройке, шитью, по способам верховой езды на лошадях, по традициям народной кухни, игре на полузабытых музыкальных инструментах. Например, дети осваивают шитье подушек из телячьих шкур и узнают, что разумнее всего набивать их шерстью диких коз -- не скатывается. Корпят над узорами -- зашифрованной мудростью народа.
Все, что дети узнали, освоили на уроках и в клубах, порой выливается в яркие традиционные национальные праздники. Но отмечают не за высоким забором, не узконационально, а всем селом, всем многоцветным миром Тарасы. В этом году широко отпраздновали масленицу.
Но никакой, думается, праздник не сроднит народы, если дружбой, духом мирного сожительства и терпимости не будут пропитаны будни с совместным трудом и устремлениями. В головной школе образовано пять центров --трудового воспитания, спортивно-массовой работы, туристско-краеведческий, трудновоспитуемых под названием "Искорка" и центр ремесел, прикладных искусств. Через центры подрастающее поколение и взрослые всех национальностей объединяются в общем труде: на полях местного акционерного общества, на свиноферме, в ремонте школ и детского сада, в заботах о трудновоспитуемых детях, нерадивых родителях, в подготовке праздников, в походах, -- наверное, не надо перечислять: все это обычные, школьные, сельские будни, в которых болит голова, но в которых нередки и всплески радости -- одного человека или всех.
Нынче весной мы съездили в гости к тарасинцам и порадовались: комплекс живет, ровно дышит и, как младенец, требует много пищи для своего роста. Местная администрация плохо подпитывает его финансами; не лишними могли бы оказаться видеомагнитофон, телевизор, стройматериалы для ремонта малокомплектной школы, автомобиль, который помог бы инспекторской и методической службам комплекса почаще бывать в отдаленных школах. Но нам представляется, когда-нибудь, наконец-то, заживет Россия -- глядишь, и дела в Тарасе и во всем народном образовании страны поправятся. Другое крепко обеспокоило нас: власти Усть-Ордынского Бурятского автономного округа равнодушны к Тарасинскому проекту. Была презентация комплекса -- ни полчеловека не приехало из Усть-Ордынского. Обращались тарасинцы в окружное ГлавУНО: мол, помогите с программами, курсами повышения квалификации --таинственное молчание. Хотя -- Бог с ними. Не стали бы вредить делу, -- уж очень тревожное равнодушие.
Уезжали мы из Тарасы -- выдался славный денек: широко раскрылось от недавних облачных куч синее-синее -- даже в глазах томительно побаливало --небо. Как из ведра лило на парную, но еще мерзлую землю полей и лесов жаркую воду света небывало яркое солнце. Да не солнце это было, а просто какая-то солнечная, сжатая в круглый комок туча. От долгожданного тепла на сердце стало легче. Душа тянулась к ястребу, медленно кружившему над голыми седовато-коричневыми тарасинскими холмами. Слух останавливался на звоне несущейся с холмов талой воды. Она бурлила, густо пенилась и разбрызгивалась, ударяясь о коряги и камни. Сотни ручьев сшибались в одном-двух мощных, густо-серых потоках, с шумом неслись вдоль дороги, сбивались в заводи, в которых крутились щепки, сухая трава. Водопадом вырывались на поля, елани и бежали как обезумевшие от неожиданно нагрянувшей весны к рекам и полноводным ручьям. Мы в автобусе быстро ехали в Иркутск. Было душно. Скинули куртки и шапки. Дремали, но слышали тихий разговор двух стариков:
– - Гляди, солнце набедокурило: враз растаяло снег. Влага, Павлыч, не задержалась на полях -- не быть этим годом урожаю.
– - Типун тебе, Сергей, на язык: молодой ишо, вот и мелешь без толку. Снег живо сошел, но еще быстрее вернется. Всего сполна получит земля: и влаги, и солнца. Вспомнишь мое слово.
Мы слипающимися глазами смотрели на потоки воды и думали: "Ничего, все образуется. Тараса и вся Россия выдержат. Прольется на наши головы благодатный дождь.
– - И, быть может, уже во сне ясно сказали себе на свои же сомнения: -- Нет, не рывок в утопию, а первый и робкий шаг к созиданию..."
Автобус, разрывая жаркие солнечные сети, быстро ехал на запад.
А через три дня на землю упал тяжелый сырой снег и долго не сходил, просачиваясь в поля и огороды.
ДВАДЦАТЬ МИНУТ С АНГЕЛОМ
Обыкновенная комната: полки с книгами, окно, письменный стол, -- ничего особенного. За окном льет дождь. Звучит грустная разорванная мелодия. В потертом кресле сидит мужчина лет тридцати двух. Задумался. Не брит. Кажется, уставший. Слушает дождь. Вздыхает.
Стал ворошить на письменном столе усыпанные мелкими строчками листки. Досадливо отодвигает их. Прочесывает пятерней свои разлохмаченные волосы, усмехается, замирает. В его руках хрустнула, сломавшись, авторучка. Думает: "Надеялся, сценарий двадцатиминутного фильма о Вампилове напишу быстро и легко. Но неприятные мысли о себе выстроились упрямой холодной стеной, тормозят, тормозят работу. Я как-то мало и в спешке задумывался о себе. Перечитал "Утиную охоту" и вдруг меня как ударило: я -- Зилов. И настроение прегадкое, как и у него же. Хотя кое в чем мы разнимся: я человек непьющий, мне никто пока еще не додумался прислать похоронный венок, Настя не уходила от меня, и все же, и все же: я -- Зилов. (Вздох). Вчера в трамвае одного полного мужчину назвал нехорошим словом: он загородил выход. А сегодня утром соседи обругали меня: "Что вы там, -- говорят, -- скачете по полу, что ли? У нас скоро люстра отвалится". Денег нет. Тоска-а-а-а. Дожди некстати зарядили. Когда, наконец, бабье лето разольется по земле, установятся ясные, погожие дни? Удивительно, а ведь я тоже любитель поохотиться. Но стрелок плохой: ни одной даже самой захудалой дичи не пристрелил. (Усмехается). Э-э, пустяк, важнее вот что".