Мама для Одуванчика
Шрифт:
— Ты меня удивил, Романовский… — нарушая установившуюся тишину, говорит Карина, — это все усложнит, — звучит загадочно, заставляя напрячься.
— Что усложнит? Ты сейчас о чем?
— Я позвонила тебе не просто так, — говорит, как мне кажется, дерганно бывшая, но тут же берет себя в руки, и я слышу искренность в ее следующих словах, — нет, Влад, я правда счастлива, что ты нашел свою женщину. Я серьезно думала, что такие, как мы с тобой, способны влюбляться, а ты, похоже, и правда голову потерял…
— Карина,
— Ты мне нужен. Ты и Ася.
— Что?! Что ты опять задумала? — рычу в трубку.
— Да не беленись ты так! Просто мне нужно пару фото для поддержания образа идеальной матери. Мой новый инвестор — человек семейный и согласился подписать договор только при условии, что я покажу ему вас, то есть моего мужа и дочь. Он думает, что вы у меня личности не медийные, и поэтому я предпочитаю держать личную жизнь как можно дальше от работы, и…
— Тормози, — перебиваю поток льющихся слов, хватаясь за гудящую от такой новости голову. — Нет, Карина.
— Романовский….
— Нет, — отрезаю все пререкания. — Нет, и не проси. Мы в разводе уже три года.
— В формальном, Романовский. Штамп в паспорте еще стоит. И я же не прошу тебя светить своим фейсом на всех телеканалах страны! — шипит в трубку Карина, которая сейчас красная от досады, уверен. — Это просто фото! Маленькие, безобидные фотокарточки, где мы все улыбаемся и безумно счастливы. А потом можешь подать на развод и забыть меня, как страшный сон.
— Как я буду объяснять это Варе, ты не подумала? Твоя авантюра пустит под откос всю мою личную жизнь, а я ее потерять не хочу и не могу, ты слышишь меня?!
Дверь за спиной открывается и голову просовывает Лилия, старшая бортпроводница на этом рейсе, напоминая, что высадка почти прошла, и тут же исчезает, предпочитая долго в моем поле зрения не светиться. Несмотря на наше недопонимание и скандал, все-таки мы оба поумерили пыл и теперь, хоть и рыча, но все же работаем в составе одного экипажа. Вопреки ее мнению я не такая сволочь, чтобы стукануть и лишить ее нагретого места.
— Нет, Карина. Тебе придется разгребать самой все свое вранье. Я в эти твои игры больше не играю. Тем более Варя думает, что мы с тобой уже три года как в официальном разводе, и я не хочу, чтобы она знала про штамп.
— Белый и пушистый Романовский соврал, надо же, — фыркает бывшая. — Пара фото, — возвращается все к той же теме упертая Карина. — Твоей Варе мы ничего не скажем, их никто не увидит. Исключительно инвестор. Я клянусь, Романовский. А после можешь их сжечь, разорвать, утопить, мне все равно.
— Карина, твою… — сжимаю челюсти до скрипа и потираю переносицу. Боги, как долбит виски!
Костя, находящийся все это время в кабине,
— Я люблю ее, слышишь, — вздыхаю, принимая, скорее всего, чертовски неправильное решение. — Карина, я тебе никогда не прощу, если она об этом узнает!
Знаю Варю, та сбежит и даже разбираться не будет. Хоть мы и разговаривали на тему будущего, хоть я и уверял ее, что с моей стороны все серьезно, и я на самом деле себе уже и жизни без нее не представляю. Хочу семью и, возможно, даже еще… ребенка от нее. Нашего с ней ребенка. Но, несмотря на все это, меня все равно не покидает ощущение, что она мне не верит. А, возможно, просто ждет, когда я уже наберусь смелости и скажу, что люблю.
— Всего пару фото, которые не увидит никто, ты меня поняла? После этого мы разводимся.
— Поняла. И правда, Влад, если бы для меня это не было так важно, я бы не просила. — слышу облегченный вздох на том конце провода. — Как, кстати, там Ася?
Вот в этом вся суть матери Одуванчика!
Усмехаюсь и машу головой в пустоту, занимая свое место и бросая взгляд на показания приборов.
Дочь для нее определенно не первостепенное, и интересуется она о ее жизни с приставкой “кстати”.
— Позвони и сама у нее спроси. Я думаю, у нее найдутся для тебя новости. В конце концов, ты мать.
— Мы опять вернулись к нашим любимым рычаще-шипящим диалогам.
— Просто, Карина, было бы прекрасно, если бы ты сама звонила чуть чаще, чем раз в месяц дочери и спрашивала, как она поживает. Не через меня или мою мать. Ася на тебя за это обижается, и не удивляйся, если не возьмет трубку, — говорю, припоминая разговор, который состоялся у нас за ужином не так давно. Варя тогда явно ощущала себя не в своей тарелке, а Ася, стоило мне только сказать, что ей нужно быть терпимей к матери, закрылась и обиделась.
— Вот так, появилась Варя, мать ей стала не нужна, да, Романовский? — горький смешок выдает Карина, а меня так и подмывает сказать, что да. Такими темпами, скоро у дочери будут все основания называть Варю матерью. Благодаря ей моя дочь перестала быть похожа на ежика и нашла любимое дело. Сдружилась с классом и уже месяц как не дует щеки. Варя определенно стала для нее кем-то важным в жизни. Варя и правда пыталась поговорить с Одуванчиком и объяснить, что какая бы мама ни была, она ее любит, но, кажется, обида в дочери проросла слишком глубоко.