Мама для Жеки

Кострова Валентина Викторовна

– Ребят, вы чего? – как и раньше в школе они меня пытались защитить от проблем вокруг, потому что были более уверенными в себе, я в нашей компании был слабым звеном. – У нас все хорошо. В конце месяца получу повышение, купим квартиру! У нас дочка…

– Заткнись уже!
– огрызнулся Костик, доставая сигареты, и закурил, слишком часто делал затяжки и не выдыхал. Немного успокоившись, повернулся ко мне. –Не делай поспешных поступков, типа влезания в ипотеку и прочего, что называется совместным имуществом. Потом спасибо скажешь! – с этими словами он швырнул сигарету под ноги, затушил носком обуви и направился в сторону дома.

– Чего это он? – обратился к другу. Валька тяжело вздохнул.

– Переживает за тебя. Не очень приятно видеть, как лучшего друга втаптывают в грязь изящные ножки.

– Да не втаптывает она меня. Все что я делаю, делаю по собственной воле!!!

– Да неужели? С трудом верю, что не будь Милы, ты бы полез на повышение. Только

смысл какой? Ты не особо любишь свою работу, тебя всегда все устраивало, звезд с неба не хватал, но и не был ничтожеством по жизни. И потом, Вадь, не любит она тебя, как и дочку. Она любит только себя.

– Ты ошибаешься… - прошептал я, качая головой. – Ты глубоко ошибаешься!

***

Устало заглушил машину, вылез из нее и направился к дому. Сегодня меня ждали с разговором отец и Нина Петровна. Хотя подозревал, что они сообщат мне торжественно, что созрели официально зарегистрировать отношения. Дверь открыла Нина Петровна, тепло мне улыбнулась, показался счастливый отец.

– Проходи, Вадим!

Снял ботинки, по привычке хотел направиться на кухню, но отец поманил в зал. Там был накрыт стол. Удивленно посмотрел на суетливую парочку. Хм, похоже, новости будут прям торжественные, по правилам. Сев на стул, с улыбкой наблюдал, как отец и Нина Петровна переглядывались, робко держась за ручки, как подростки.

– Не томите уже, я с работы, устал! – они встрепенулись, моя улыбка, видимо, их ободрила. Отец прочистил горло, выпрямился, встал.

– Вадим, ну ты сам все прекрасно понимаешь, чай, не маленький, у самого семья, - он сделал глубокий вдох, посмотрел на Нину Петровну, та его приободрила мягкой улыбкой. –Мы расписались!

– Поздравляю!
– поднял бокал с вином. – Извините, что без букета, завтра же исправлюсь!

– Это еще не все! – впервые увидел, как мой отец покраснел, не знал, какие слова подобрать для следующего признания. Я отпил вино. – В общем, у нас будет ребенок! – выпалил он, я поперхнулся, схватился за салфетку и ошеломленно уставился на Нину Петровну и отца. Тот рухнул на стул и испуганно на меня смотрел, Нина Петровна нервно мяла льняную салфетку.

– Эээээ… ну, и с этим поздравляю! – выдавил из себя, кривя губы в подобии улыбки. – Всегда мечтал о брате или сестре, особенно с разницей в двадцать семь лет.

– Не ерничай! – строго осадил отец, хмуря свои темные брови. – Мы не специально, просто так получилось!

– Вы взрослые люди, вам моего разрешения не нужно, что делать, но, если вам будет легче от моего одобрения жить, одобряю! – от шока слова звучали слишком резко и далеко не радостно. Аппетит пропал, хотелось домой, лечь и уснуть. Тут же скривился. Дома ждала орущая Жека и нервная Мила. Залпом выпил вино, налил еще бокал и так же быстро и его опрокинул в себя.

– Вадим… - подала голос робко Нина Петровна. Я вскинул на нее взгляд и впервые заметил, что у нее ярко-зеленые глаза, цвета сочной травы по весне. И выглядела она лет на тридцать пять. Хоть и смотрела встревоженно, но счастье плескалось в ней и освещало ее изнутри. Мила никогда такой не была. Никогда. Внезапно понял, что завидую отцу. Его любят. Просто так и никогда ничего не требовали, просто были рядом и любили. Сердце защемило. Третий бокал, и я встал. Ни с кем не прощаясь, покинул квартиру. Идти было недалеко, поэтому машину оставил, решил дойти пешком, прогуляться и подышать воздухом. Во дворе не было никого, но мое внимание привлек незнакомый черный джип с тонированными окнами. Он был так неуместен среди автомобилей среднего класса, просто выбивался из общей картины. Стараясь не рассматривать его слишком пристально, нырнул в свой подъезд. Неторопливо поднялся по лестнице на нужный этаж и только возле двери вспомнил, что ключи от квартиры оставил в машине. Осторожно постучался, за дверью было тихо, Жека, наверное, спала. Время «Спокойной ночи, малыши» прошло полчаса назад. Открыли сразу же, словно ждали. Опешив от такой реакции, сделал шаг назад. В полумраке прихожей вырисовывалась фигура Милы. Зашел, повесил ключи от «опеля» на крючок, чмокнул молчаливую жену в щечку и прошел на кухню. Побег с семейного ужина сказался на желудке, есть хотелось сильно.

– Ты бы руки помыл! – заметила Мила, наблюдая, как я схватил со сковородки котлету.

– Жрать охота! – грубо ответил, вытирая ладонью жирные губы. Она брезгливо поморщилась. Достал из холодильника бутылку водки, из шкафчика рюмку и налил.

– Проблемы? – осторожно спросила жена, садясь на табуретку. Я, выпив сто грамм, убрал бутылку, сел напротив, размышляя, сообщать ей о своем повышении или отложить до лучших времен, так как новость, что у отца будет младший ребенок, перекрывала все. И тут обратил внимание на то, что Мила была накрашена. Очень ярко, словно собиралась или в ресторан, или в клуб. Еще это платье. Я его помнил. Короткое, бархатное, черное. Такое простое и такое вызывающее одновременно. На шее блеснул золотой кулон в форме капли с прозрачным камнем. Бриллиант, что ли? И понятно, что не я дарил. У меня не было таких

денег на такие подарки. Переместил взгляд на руки. Кольца на безымянном пальце не было. Сглотнул. Медленно поднял глаза на Милу. Реальность говорила об одном, но я упорно верил в другое. Мне было даже страшно спросить о том, что увидел, страх сковывал не только мысли, но и движения. Сидел неподвижно, впиваясь тяжелым взглядом в красивое лицо Милы. Рассматривал каждую черточку этого прекрасного лица. Куколка с большими голубыми глазами. А когда еще и ресницы накрашены, вообще любо-дорого смотреть. Губы облизнула, они стали такими влажными, манящими. Наверное, вкусными. Было время, когда я просыпался и засыпал от этих губ… а в последнее время они лишь недовольно поджимались, кривились. Мы смотрели друга на друга, глаза в глаза, пытаясь прочесть мысли, понять мотивы, понять, почему это происходит. Было больно, было жалко, было страшно. Немного досадно. Время, проведённое рядом, не вернешь, по-другому уже не поступишь. А поступил бы я по-другому? Прошел бы тогда мимо? А смог бы бросить после первой же ночи?

– Ты уходишь? – голос предал, дрогнул, сел на последнем слоге. Мила склонила голову набок, не отвела глаза.

– Это все равно бы случилось. Рано или поздно. Мы слишком разные. Ты хороший человек, но не моего полета птица.

– А твоего – это какие?

– Это «крутые».

– Ааа… не оправдал ожидания, короче.

– Знаешь, есть такая цитата: «Хочешь стать женой генерала – выйди замуж за лейтенанта». Но я не хочу убивать свое время на ожидание твоего повышения. Ты в основном только говоришь, что будет, что станет, а по факту в нашей жизни мало что изменилось. У тебя друзья и то успешнее, чем ты, перед глазами яркий пример, а тебя все устраивает на среднем уровне. Зачем «мерседес», когда есть «опель», зачем большой дом, когда есть однушка. Зачем париться, напрягаться на работе, когда мне на моем месте сносно платят. Зачем нам Мальдивы, когда можно в Турцию, а то и в Крым. Зачем нам фирменные шмотки, когда продают хороший Китай. Я устала жить, как все. Как большинство. У меня есть внешность, фигура, мозги, так почему я должна прозябать с тобою???

– Тебе не хватает терпения и мудрости.

– Когда тебе предлагают то, что ты хочешь именно сейчас, нет смысла терпеть и мудро ждать манны небесной. У Крылова есть басня про щуку, лебедя и рака. Так вот и мы с тобой такие же. Один рвется в небо, другой пятится назад, а воз стоит на месте.

– Мила… но это бред. У нас семья! – я схватил ее руки, потянул на себя, но Мила поспешно их убрала под стол.

– Вадим, наше время вышло. Меня ждут.

– Мила… нет, это неправильно, ты не можешь меня оставить! – обезумев от факта, вскочил на ноги, чтобы тут же упасть перед нею на колени, обхватить за талию и уткнуться лицом в живот. – Все будет, дай только время, немного времени. И будут тебе и Мальдивы, и дом, и машина… все, что захочешь! – ощутил, как слезы потекли из глаз. Мила осторожно погладила по голове, эта ласка обнадежила, словно приласкали дворняжку. С надеждой приподнял лицо и взглянул на жену. Она слегка улыбнулась уголками губ, только глаза были холодными и чужими.

– Вадим, все у тебя получится, только уже без меня!

– Ты не можешь меня оставить…

– Могу. Уже оставила.

– Нет… нет… я не могу тебя отпустить… я же Жеку тогда совсем не увижу… где мне вас потом искать!

– А при чем тут Женька? – идеальная бровь вопросительно изогнулась, а я застыл с открытым ртом. – Я ухожу одна. Ребенок остается с тобою!

– То есть?

– Я. Ухожу. Одна. – с расстановкой проговорила Мила, словно для дебила. Хотя я сейчас так себя и ощущал. От неожиданности расцепил руки и сел на пол, большими глазами смотря на вмиг ставшую чужой мне девушку. Незнакомую мне девушку. Мила встала со стула и неторопливо вышла из кухни. Я сидел на полу, смотрел перед собою, прислушиваясь, как она собиралась, как щелкнул замок, и на лестнице послышался цокот ее каблучков. Встал на ноги, медленно приблизился к окну, которое выходило во двор. Вот из подъезда выпорхнула Мила, летящей походкой направилась именно к тому джипу, который так выделялся во дворе. Прислонился лбом к стеклу, прикрывая глаза, почувствовал на щеках влагу, но не стремился ее стереть. Зрителей нет, можно и не прятать свои чувства, свою боль от предательства, которая еще не резала по живому, лишь надрезала, с каждой секундой делая рану все больше и больше, обнажая мои разбитые мечты, вонзая осколки все глубже и глубже, до упора, чтобы не было возможности вытащить. Чтобы потом при каждом движении боль отдавалась в каждом уголке души. Чуть не взвыл по-волчьи. Лишь заскулил, как побитая собака. Торопливо вытащил водку и прям из горлышка начал пить. Только обезболить, только притупить, спастись в забытье. Спирт обжигал пищевод, я задыхался, но упорно вливал его в себя. Поставил бутылку на подоконник, слегка шатаясь, направился в комнату. На пороге замер, смотря на спящую дочь. Вот что я ей скажу? Что я ей скажу завтра, через год, через пять лет? Что? Ответа нет. И без ответа бесшумно лег на диван, натягивая на голову плед. Может быть, поутру проснусь, и все это окажется дурным сном?