Мама, не кричи! Терапевтическая история для тех, кто не может простить родителей
Шрифт:
Через десять минут он был уже около своего дома. Виктор Петрович жил в частном секторе, в довольно ветхом деревянном доме. Он открыл дверь ключом, разулся и прошёл на кухню. Поставил сковороду с яичницей на огонь, налил себе чай и сел на табуретку около стола.
После ужина мужчина переоделся в домашнюю одежду и повесил старый коричневый пиджак в шкаф. На пиджаке висел бейджик с должность и именем, и Виктор Петрович заметил, что один край его дал трещину.
– Надо заменить, – подумал он, аккуратно снял бейджик
Затем Виктор Петрович подошёл к комнате, которая была всегда закрыта. Отворил её и заглянул в холодное пространство.
Он тихо вошёл внутрь, сел на диван и окинул взглядом всё, что находилось внутри.
– Интересно, – сказал он вслух, обращаясь как будто к стенам. – Неужели ты был бы таким же взрослым. И красил бы волосы?
Мужчина протянул руку к фотографии, которая стояла на письменном столе около окна, и долго рассматривал её. В тишине был слышен ход часов: тик-тик, тик-тик.
– Я люблю тебя, – сказал он наконец, поставил фото на место и вышел из комнаты, плотно заперев дверь за собой.
Виктор Петрович прошёл в зал, окинул взглядом книжный шкаф, и выбрал одну из книг. Затем он прошёлся по всем комнатам в поисках своих блокнотов, их тоже было много на разные случаи жизни. Найдя стопку блокнотов на подоконнике кухни, он выбрал тонкий зелёный и вернулся в зал.
Здесь мужчина сел удобно на диване, подложив подушку под спину, и принялся читать, то и дело делая заметки в свой тонкий зелёный блокнот.
Глава 3
Сегодня Саша не ночует дома.
Она ночует у лучшей подруги Ланы. И хоть мама всем рассказывает, что Саша трудный подросток, девочка не забыла предварительно позвонить родителям и сказать в трубку:
– Ночевать дома не буду, со мной всё хорошо, – после чего трубку положила.
А то вдруг родители будут волноваться.
– Всё, – сказала Саша, – предупредила. А джин-тоник? – спросила она, обводя взглядом стол.
– Эй, Санча, тише, мама ж дома! – ответила Лана со смешком в голосе.
Лана поправила длинные волосы, которые она красила в блонд. Её небольшие голубые глаза смотрела на Сашу с задором. У Ланы были круглые щёки, которые придавали ей миловидности, но которых она стеснялась, мечтая о точёных скулах. Девочка уже вовсю пользовалась косметикой и завивала волосы в кудри для объёма.
Лана достала из сумки пластиковую бутылку с яблочным джин-тоником и открутила крышку.
– Где твоя кружка?
Девочки наполнили кружки и сделали пару глотков.
– Так что там твоя мамка? – спросила Лана.
Саша подняла одну бровь и сжала губы. На её лице было написано, что она не понимает происходящего, а тем более, что со всем этим делать.
– Она скандалила с папой, – сказала девочка. – Бросила в него тарелку…
– Ого, – перебила Лана. – Вот бешеная!
– Папа
Девочка посмотрела в окно. Картинка, которую она описывала, стояла сейчас как будто перед глазами. Вот папа сидит на диване и огрызается, но в конфликт открыто не вступает. Мама ходит по залу и кричит. Саша то и дело говорит: «Мама, не кричи!» Но мама игнорирует просьбу раз за разом. В какой-то момент мама вспоминает что-то особенно обидное про своего мужа, не выдерживает эмоций и хватает грязную тарелку с журнального столика. Запускает её в мужа и попадает в голову.
Сашины губы сжаты. Задумчивость девочки прерывает Лана.
– А ты что?
– Я испугалась, думала, она папу убьёт. Подбежала к нему и прижала к виску полотенце.
– А он что? – Лана слушает внимательно.
– А он закричал, что ему больно.
– А мама что?
– А она сразу успокоилась и побежала доставать с морозилки что-то холодное, чтоб приложить.
Девочки помолчали.
– И я сказала маме, что, когда она умрёт, я не приду к ней на могилку, – закончила Саша приглушённым голосом.
Девочки пили джин-тоник и прятали бутылку за подушками. На фоне играла лирическая музыка о несчастной любви плохого пацана к хорошей девчонке, девочки включали её по кругу, подпевали. Лана смеялась и шутила, а Саша грызла семечки.
Когда Лана постелила постель и легла спать, Саша пошла на балкон. Она плотно закрыла за собой дверь и аккуратно курила в форточку, чтобы родители Ланы не учуяли запах. Выход на балкон находился в комнате Ланы, а потому шансов, что Сашу застукают, было немного.
Девочка закурила и кинула грустный взгляд на огоньки ночного города. Чувство вины поглощало её. А ещё – бунт! Интуитивно она понимала, что что-то не так, что не может она одна быть виновата во всем, быть крайней и безоговорочно трудной!
– Я нормальная! – хотела думать она. Но вспоминала, что мама после Сашиных слов облила дочь стыдом.
– Когда я умру, ты вспомнишь свои слова и пожалеешь о них! Матери такое сказать! Я тебе всегда помогала! Когда ты болела, над тобой сидела! Всё тебе покупала, работала на износ! А ты! Неблагодарная какая, а?! – мама возмущалась и кричала.
А потом взяла телефон и стала обзванивать всех своих подруг и демонстративно громко, чтобы Саша услышала, обсуждать, какая Саша трудная и неблагодарная.
Слушать это было больно и стыдно. Теперь все на свете, все на свете будут думать о ней плохо! И никто никогда её не полюбит!
Девочка вялым движением затушила сигарету и вышла с балкона. Она нашла свою сумочку, достала из неё тетрадь и ручку. Включила настольную лампу и вырвала из тетради лист. На полке с книгами Саша выбрала себе небольшой томик и подложила его под листок бумаги. После этого девочка начала писать: «Дорогой Бог…».