Мама, не плачь, я живой
Шрифт:
— Здравствуйте. Кто Вы?
— Брат. И Хранитель этого монастыря.
— Где я?
— В Монастыре.
Большая белая собака подошла к Никите, посмотрела ему в глаза, затем подошла ближе и лизнула руку. Вернулась к человеку в белом одеянии и села рядом.
— Будь моим гостем, Брат. Раздели со мной трапезу, потом я отвечу на все твои вопросы.
— Спасибо за приглашение, Хранитель. Мир этому дому.
— И тебе мир, Брат.
Хранитель жестом пригласил Никиту следовать с ним. Шли недалеко. На веранде третьего от Пантеона отека на большом красивом ковре был накрыт низкий стол, вокруг лежали подушки. На столе были шурпа, плов, сладости, сушёные фрукты, свежие лепёшки, в кувшине — свежий шербет. Хранитель жестом пригласил присаживаться к столу. Никита поставил винтовку в угол, снял берцы, присел на подушки за стол напротив Хранителя. Им прислуживали две молодые, очень красивые
— Брат, прежде всего, позволь выразить тебе благодарность за моего праправнука, — Хранитель жестом показал на серебряный браслет на руке Никиты.
Никита вспомнил сразу…
Эта история приключилась ещё в первый год нашего пребывания в Афгане. Дивизия стояла тогда на юге в предгорьях, неподалёку он маленького кишлака. В паре километров от нашего лагеря начиналась пустыня и днём в палатках невозможно было дышать. В единственном колодце, который выделили нам местные вода была мутноватая и с горько-солёным привкусом. Воду возили автоцистернами за 10 км. Привозная вода была пригодна в пищу и для других надобностей, но качество её было ненамного лучше. Правда, медбату воду возили в первую очередь и без лимита, и на кратковременный душ один раз в день персоналу хватало, что хоть как-то спасало от изнуряющей жары. Никита сменился после ночного дежурства, принял душ, поблаженствовав прохладной с утра водой, перекусил и завалился спать…
Ему снилась родная Волга. Никита в одних трусах сидел на мостках, где обычно бабы полоскали бельё, ноги в воде, в руках удочка и они с дружком Санькой наперегонки таскали пескарей. Солнце ласкало кожу. Санька опережал Никиту на 3 пескаря.
Пробуждение было не из приятных. Его трясли за плечо: " Товарищ военфельдшер, товарищ военфельшер". Никита открыл глаза: за плечо его тряс скуластый вестовой из штаба. В первые годы солдатиков в Афганистан старались набирать из среднеазиатских союзных республик, как наиболее близких по менталитету. А этому солдату Никита пару месяцев назад удачно вскрыл огромный чирей на заднице, с тех пор солдатик называл Никиту только по военно-медицинской специальности и никак иначе.
— Что случилось? — со сна хрипловато спросил Никита.
— Товарищ военфельдшер, Вас к замполиту…
— Да уж, — подумал Никита, — только с утра вот замполита мне и не хватало…
— Сейчас буду.
Никита сел на койке, потёр лицо ладонями и начал одеваться.
— Значит так, Висков, — инструктировал замполит. — Мы здесь с братской миссией и должны оказывать революционному афганскому народу любую посильную помощь в построении социализма. К нам обратился староста кишлака с просьбой помочь. Принято решение помощь оказать.
Потом, видимо, увидел что-то в глазах Никиты, матёрый партийный волчара, и перешёл с официоза на нормальный язык.
— Короче, утром на КПП примчался староста кишлака и потребовал кого-либо из начальства. Начкар проинструктированный в плане…Ещё короче: тут недалеко остановилось какое-то кочевое племя. Они тут тыщи лет кочуют по пустыням от Пакистана до Египта и обратно. А у жены старосты какая-то родня в том племени, седьмая вода на киселе, но по ихним законам родней мамы. Через какого-то ихнего не то дервиша, не то отшельника, в общем очень известного чуть ли не по всему Афгану авторитета. И кому-то в этом племени срочно требуется медицинская помощь, кому и какая — не говорят, я так понял — нельзя. Что-то связанное с местными табу, типа чтоб не сглазили или ещё что. Врача послать, сам знаешь, не можем, они и так на разрыв сейчас. Ты же парень опытный, медучилище с красным дипломом, в поле поработал — так что тебе и карты в руки. С твоим непосредственным начальством я договорился. Проводника староста даёт. Поедешь на БТРе, в сопровождение пятерых десантников дадим.
— Товарищ замполит, по такой жаре, да под бронёй? Может на УАЗике?
— На БТРе староста настоял, потому мы тебе пол-отделения десантников и даём. Подумали, если он на БТРе настаивает, — лучше перебдеть. Да и тебе спокойнее будет. Возьми там побольше всякой вашей медицинской приблуды, не знаем же на что выезжаешь. На сборы даю десять минут. Всё.
…Под шум моторов Никита притулился в углу десантного отделения и прикрыл глаза. По словам проводника ехать предстояло минут сорок и Никита хотел добрать хоть полчасика сна. Но, сон не шёл, вспомнилась родная Слободка, пацаны, Лидка с соседней улицы…
Конечно, замполит лукавил, когда говорил, что не может послать врача. Приказали бы — и послал бы как миленький. Никиту послали потому, что у него была одна особенность.
Он был талисманом дивизии. У него на руках никто никогда не умирал. Все знали, что если раненый или больной попадал к Никите, то он обязательно довезёт его до полкового медпункта или до медсанбата, и живым передаст врачам с рук на руки. А дальше уже всё зависело от возможностей врачей и от судьбы. Но и потом его подопечные чаще всего выживали, если не наступала какая-нибудь трагическая случайность наподобие внезапного кровотечения, которое врачи не успевали остановить, или присоединившейся инфекции, которую не брал ни один антибиотик.
Все от рядового до генерала знали эту его особенность и в неофициальных ситуациях уважительно звали его Геннадич. А врачи просто пользовались этой его способностью, направляя в его смены тяжёлых раненых и прооперированных в его палату. А иногда и прямо просили посидеть около проблемного пациента до тех пор, пока не минует кризис. Никита не отказывал никому и никогда, даже, если по графику у него был выходной.
Сначала врачи, да и другой персонал пытались выяснить у Никиты как он это делает, но Никита ничего внятного сказать не мог. Да он и сам толком не мог себе это объяснить. Он просто ЗНАЛ. Он знал, что вот этому раненому нужно срочно сделать дополнительную инъекцию морфина или промедола, иначе раненый погибнет от болевого шока, хотя тот получил дозу промедола час назад. Он знал, что этому здоровяку-десантнику раненому в ногу, надо срочно поставить капельницу, чтоб восполнить объём циркулирующей крови, хотя кровопотеря была не сказать чтоб велика. Но он знал, что если не поставит эту капельницу, то не довезёт этого раненого живым до полкового медпункта, и т. д. Почему он это знает, Никита объяснить не мог. Может быть подсознание само регистрировало малейшие тревожные симптомы в изменении внешнего вида и поведения пострадавших и выдавало сигнал: ВНИМАНИЕ! ОПАСНОСТЬ! А может быть ещё что-то подсказывало ему как правильно поступить в каждом конкретном случае; Никита не знал, он просто делал то, что считал нужным сделать и не особенно задумывался над этим…А когда его начинали ругать за необоснованный перерасход наркотиков и других особо дефицитных или дорогостоящих медикаментов, Никита стоял и молчал. Ну не будет же фельдшер доказывать врачу, что болевой порог у разных людей разный и, что бывали случаи, когда человек перегрызал себе руку в зимней тайге без всякого наркоза и потом добирался домой не теряя сознания. И в то же время болевой шок можно получить и от простого укола иглой, это каждый иглорефлексотерапевт знает. Или объяснять, что компенсаторные механизмы у разных людей различны; и, что бывали случаи, когда человек потеряв литр крови чувствовал себя удовлетворительно, а приказы по Минздраву о случаях гибели прямо на месте доноров, сдавших всего 400 грамм крови читали во всех больницах страны…Ну, а через пару месяцев Никиту ругать перестали.
…БТР остановился на склоне небольшой низины, по которой в правильном порядке распределились около сотни юрт. Проводник велел поставить его правым бортом к стойбищу передом в ту сторону, откуда они приехали. Всем приказал от БТР не отлучаться, все обращения к местным только через него. Крепкого сложения десантник по кличке Курбаши, родом из Туркмении был дислоцирован на броню. Пулемёт Калашникова в его руках казался игрушечным. Водителю было приказано сидеть в на своём месте, остальным разрешалось присесть в тени брони, но оружия из рук не выпускать.
По периметру стойбища гарцевали на арабских жеребцах джигиты с автоматическими винтовками в руках.
Как только замолкли двигатели БТР к нему приблизилась группа туземцев, по — восточному поприветствовав, что-то коротко спросили проводника. Тот указал на Никиту. Его ещё раз поприветствовали отдельно и что-то сказав, жестами пригласили следовать за ними. Проводник сказал Никите идти с ними, а сам остался с ребятами. Никита вытащил из люка свои сумки, которые тут же были вежливо, но настойчиво подхвачены из его рук, и быстрым шагом вся группа направилась куда-то в глубину стойбища. В центре его стояла самая большая и богато орнаментированная юрта. Но Никиту повели не в неё, а подвели к юрте по соседству и все сопровождающие удалились. Тут же открылся полог и две фигуры в парандже знаками приказали заходить внутрь. Никита подхватил сумки и шагнул в прохладный полумрак.