Мама, не плачь, я живой
Шрифт:
Его провели ещё через какие-то занавески, завели в хорошо освещённую комнату и только тут Никита понял во что он влип.
В комнате присутствовали пять или шесть женщин, все наглухо задрапированные в национальные одеяния, все с закрытыми паранджой лицами. У двух выходов стояли ещё две фигуры в паранджах, ростом повыше Никиты и раза в два пошире его. На возвышении типа небольшого помоста или большого стола лежала молодая девушка, практически девчонка лет 15–16, бледная, лица Никита не разглядел; женщина, вытирающая пот с лица девчонки, сразу при появлении Никиты закрыла паранджой её лицо. Между согнутых в коленях, разведённых и прижатых к животу ног девчонки висели ножки и нижняя половина туловища наполовину рождённого ребёнка. Ножки иногда шевелились, а мышцы животика иногда напрягались, видимо, в попытке вздохнуть или закричать.
— Шевелится — значит живой, — это была первая мысль мелькнувшая в голове Никиты после секундного ступора. А руки уже сами сбрасывали куртку, распаковывали сумки, доставали стерильную укладку.
— Так, шапочку на голову, надеть полиэтиленовый фартук, быстрее, теперь маску, руки простерилизовать спиртом по Альфельду, быстрее, теперь стерильный халат, быстрее, вроде опять зашевелился, перчатки, спирт на руки — всё, поехали.
Как только Никита встал к столу он сразу вспомнил всё и успокоился. По акушерству у него была твёрдая пятёрка, да и на практике в роддоме он не стоял в задних рядах группы, всё видел, даже дважды стоял вторым ассистентом на операциях кесарева сечения. А сейчас у него в голове возникла глава по тазовым предлежаниям и он уже чётко знал что надо делать. В общем-то задача была несложной: ручки плода запрокинулись выше его головы и не дают пройти через таз, значит надо вынуть ручки плода, затем головку — и ребёнок родился. Затем извлечь послед и можно собираться домой. Осталось только сделать.
— Так, тазовое предлежание, то есть ребёнок в родах пошёл вперёд не головой, а тазом, а, может, и ножное, сейчас уже не определишь, да это уже и не важно, но, скорее тазовое. Действительно, запрокидывание ручек, потому и родить сама не смогла, но пульс в пуповине прощупывается, это хорошо. Сердцебиение ребятёнка(тьфу, тьфу, тьфу, не сглазить бы) хорошее — начали. Левой рукой берём ножки плода и бережно поворачивая туловище плода животиком к правому бедру женщины стараемся отвести ножки плода в сторону правого пахового сгиба женщины. Удерживая плод в таком положении правую руку по спинке плода вводим во влагалище, указательным пальцем находим правую ручку плода, осторожно идём дальше до локтевого сгиба ручки, обязательно до локтевого сгиба, иначе сломаем пацану плечевую кость, так дошли. А теперь плавным "умывающим" движением осторожно выводим ручку плода наружу, так, готово. Бережно поворачиваем плод животиком к левому бедру женщины, обязательно ведём спинкой вверх, иначе трындец, е-есть, сделали. Берём ножки плода в правую руку и стараемся отвести их в сторону левого пахового сгиба женщины, е-есть, готово. Удерживаем в таком положении, левую руку по спинке плода вводим во влагалище, указательным пальцем находим левую ручку плода, есть, достигаем локтевого сгиба, плавненько "умыва-аем" — есть, готово. Обе ручки вывели. А вот теперь всё делаем как можно быстрее. Головка сейчас опустится в полость малого таза, пережмёт пуповину, и у нас будет всего пара минут на всё про всё, иначе пацанёнок пострадает, если не сказать хуже. Поворачиваем плод кверху спинкой. Та-ак. Карапуза кладём "верхом" на предплечье правой руки, средний палец правой руки вводим во влагалище, находим ротик плода, вводим палец в ротик, прижимаем к нижней челюсти. Указательный и безымянный палец охватывают соответственно правое и левое плечо плода, есть. Теперь левую руку вводим во влагалище, указательный и безымянный пальцы соответственно охватывают левое и правое плечики плода поверх моих же пальцев правой руки, средний палец левой руки нажимает на затылочную кость головки плода. Задача: указательными и безымянными пальцами тянуть плод за плечи наружу, средними пальцами прижимать головку плода к груди его, не дать ей запрокидываться назад. У девчонки, похоже, вторичная слабость родовой деятельности, так что потуг ждать не приходится, придётся тянуть самому. Тянуть бережно и плавно, та-ак, пошла, пошла — есть, готово! Плод превратился в новорожденного! Положить пацана на стол, блин, отсоса нет, салфетку! Салфеткой освобождаем ротик пацана от слизи. Чё ж он не орёт-то???
Но тут ребятёнок чихнул, хрюкнул, кашлянул и выдал ТАКОГО ревуна, что все бабы вокруг заверещали по-своему громче его. Никита взял было зажим чтоб пережать пуповину, но стоящие рядом две тётки в паранджах вдруг залопотали чего-то и стали оттеснять Никиту от ребёнка, а третья уже тащила откуда-то прокипячённые нитки, похоже из бараньих жил, и какой-то ножик, видимо, ритуальный. Обращалась она с этим с такой сноровкой, что Никита не стал возражать — вдруг у них это что-то святое? Тем более, что асептику, вроде бы, соблюли. Пуповину быстренько перевязали, чем-то помазали, пересекли, и утащили ребятёнка куда-то вглубь юрты. Там загремели тазами, послышался звук льющейся воды, значит всё делали правильно, тем более, что пацан периодически подавал свой командный голос. Внезапно снаружи началась суматошная стрельба.
— Ребята?! — вскинулся Никита. Стреляло не менее сотни стволов, по звукам АК и М-16. Но, крупнокалиберного башенного и взрывов гранат не было слышно, да и стреляли похоже, по всему стойбищу. Тут одна из тёток-башен около входа сделала Никите успокаивающий знак и Никита вернулся к исполнению своих обязанностей.
— Так, мочу полагается спустить, но ведь с катетером не подпустят, — подумал Никита. Две церберши в паранджах стояли по бокам молодой мамаши и внимательно следили за каждым движением Никиты.
— Правило номер один: пока не отошёл послед — роды не закончились. — Никита показал цербершам пальцем на обрезок пуповины, висящий из промежности, на низ живота девчонки и сделал тянущий жест правой рукой. Церберши не шелохнулись. Уже смелее Никита проверил симптомы отделения последа — все были в наличии. Намотав на палец левой руки конец пуповины, Никита приёмом Креде-Лазаревича вытащил послед. Проверил целость последа и оболочек — всё было цело. Проверил наличие разрывов — наличия не было. Роды были несколько раньше срока, головка плода была не очень большая, поэтому и вышла легко, потому и разрывов не было. Проверил матку — матка сократилась, кровотечения не было. Никита показал на низ живота родильницы и сказал: "Айс, айс". Странно, но его поняли. Быстро притащили полукруглый глиняный горшок, положили на низ живота чистую тряпицу, на неё поставили этот горшок и налили воды из кувшина. Удивительно, но, здесь, в пустыне эта вода была ледяная.
— Восток — дело тонкое, — подумал Никита, отошёл к своим сумкам и стал снимать халат. Церберши залопотали, замахали руками, притащили таз, показали, что всё надо скидывать сюда. Не успокоились, пока Никита не сложил в таз перчатки, халат, фартук и даже маску с шапочкой. И тут же утащили всё это в глубину юрты. Больше этих вещей Никита не видел. Затем одна из женщин внимательно осмотрела майку Никиты, руки и лицо, видимо в поисках пятнышек крови, ничего не нашла и успокоилась. Затем Никите принесли воды, полили на руки, он вымыл руки и лицо, вытерся поданным полотенцем, которое сразу же после использования также утащили в глубину юрты. Никита оделся, взял свои сумки и сказал: "Ну, поехали?" Одна из привратниц подошла к нему и надела на запястье Никиты серебряный браслет с какой-то надписью арабской вязью и сжала его. Браслет обжал руку Никиты не очень туго, но и снять его было уже невозможно. Никита уважительно покосился на руку женщины. Рука была в перчатке. Затем последовал приглашающий жест на выход, но уже через другую дверь. Никита пошёл за великаншей в парандже. Выйдя на свет божий, Никита удивился: перед ним стеной стояло, похоже, всё взрослое женское население стойбища. Никита никогда в жизни больше не видел так близко от себя такого количества гюльчатаек. Женщины окружили Никиту плотным кольцом и повели в направлении БТРа. Вокруг этого кольца из женщин бегал молодой джигит, что-то кричал, размахивая сразу двумя кинжалами. Никита сразу подумал, что это молодой отец.
— Надо же, как радуется, — подумал Никита, — даже местный вариант лезгинки танцует. — Никита улыбнулся и помахал джигиту рукой. Джигит забегал ещё быстрее. — Значит, сильно жену-то любит, — решил Никита. В сторонке стояла, как понял Никита, группа кунаков влюблённого джигита, все с автоматами. Так они все вместе: Никита, окружающие его женщины в паранджах, танцующий джигит и группа кунаков поодаль, добрались до БТРа.
В дислокации ребят произошли изменения: на броне сидели Курбаши с пулемётом и старшина Бойко с автоматом на коленях и тубусом "Мухи" под рукой, автоматные стволы остальных десантников выглядывали из бойниц правого борта. Башня с крупнокалиберным пулемётом была повёрнута в сторону стойбища, из люка выглядывал встревоженный проводник. На броне лежал упитанный барашек, набитые чем-то большие матерчатые сумки и наполненные бурдюки. Женщины в темпе подвели Никиту к БТРу, вежливо, но настойчиво показали, что погрузиться нужно именно под броню в десантное отделение и даже помогли захлопнуть за Никитой люк. БТР, рыкнув моторами, сорвался с места. Некоторое время их ещё сопровождали всадники с автоматами, затем отстали. Только после этого проводник подуспокоился и даже начал улыбаться. Отъехав десяток километров, БТР свернул в небольшую ложбинку и остановился. Старшина Бойко постучал по броне прикладом: " Вылезай, славяне, обед." Все полезли на свежий воздух. Постелили брезент, начали раскладывать содержимое хурджунов. Там были свежайшие лепёшки, вяленое мясо, сушёные фрукты, сыр, сладости, и ещё что-то восточное. Причём всё вкуснотищи неимоверной. Все ели и закатывали глаза от удовольствия. Только вот проводник всё посматривал квадратными глазами на серебряный браслет на запястье Никиты.
— Геннадич, ты чего там натворил-то? — спросил Бойко, — как пальба началась, мы думали — всё, амба. А потом местные появились, натащили всё это богатство, и мы поняли, что жив курилка.
— Ничего не натворил, роды принимал.
— Да ну? И как?
— Как, как. Принял.
— А чего этот кинжалами махал?
— Не знаю. Радовался наверно. Курбаши, спроси у проводника: чего этот джигит кричал-то.?
По мере того как проводник говорил, глаза Курбаши становились всё круглее.
— Он говорит, что это был муж той женщины, которая рожала. И по законам их народа за то что ты видел его жену голой и трогал её руками он должен был тебя зарезать. А женщины племени взяли тебя под свою защиту. С этим браслетом ты можешь свободно ходить по всему Афганистану, ты под защитой этого племени. Это очень сильное племя. Воины этого племени всегда были грозой пустыни. Мы видели только один клан этого племени, а их сотни.
— А как же муж?.
— Женщины племени взяли тебя под свою защиту. Рядом были их мужья. Если бы он хоть пальцем тронул любую из этих женщин, мужья убили бы его. И теперь, когда муж имел возможность тебя убить, а ты невредимым ушёл от него, он не имеет права мстить. Наоборот, он будет защищать тебя, если кто-то захочет причинить тебе вред. Ты под защитой племени. Таковы их законы.