Мама, папа, я и Перестройка
Шрифт:
После того, как все улеглись и свет был выключен, я стал, как вчера, молиться богу, чтоб вернул меня обратно. Обещал устроить деду самые шикарные похороны, лишь бы не переться в детский сад снова и снова, лишь бы в школу не идти на десять нет, лишь бы заново не переживать всю эту тягомотину... Господи, да, я всё понял! Можно мне обратно моё тело? Я и к бабушке на могилку обязательно съезжу, и на отца дуться больше не буду и сам позвоню ему, и вместе с матерью буду смотреть Киселёва... Ой, нет, это слишком! Я того, что не смогу, не обещаю. Лучше повезу её в санаторий! Ты слышишь, Господи!? В самый лучший, дорогой! Чтобы с бассейном! И без телека!
– -
– - Да вроде.
– - Так может, мы это? А?
– - Ну тебя! Спи давай лучше! Придумал ещё тоже: при ребёнке! Вдруг проснётся?
– - Отец отвернулся.
Чёрт возьми, подумал я, да у них в однушке со мной шестилетнем и правда нет никакой возможности! Наверно, поэтому каждые выходные родители настойчиво предлагали мне съездить к деду и бабке. А я, мелкий эгоист, почти всегда отказывался, упирался: игрушек на той квартире было мало, все друзья оставались в родном дворе, а бабушка любила иногда начать скандалить попусту. Вот болван я! Бедные родители! В эти выходные надо будет непременно отправиться к бабке с дедом как можно раньше: пусть тут предки без меня повеселятся, а я, может быть, заодно предприму какие-нибудь действия для приобретения дедом машины – ведь решать задачу на месте всегда удобнее, нежели на расстоянии.
3.1
На следующее утро я проснулся в том же теле. Бог, видимо, считал, что я раскаялся недостаточно. Либо ему просто нравилось со мной играться и смотреть, что из этого выйдет. В общем, так или иначе, мне опять было шесть лет, над моей кроваткой вновь стояла мама и, как прежде уговаривала встать, чтоб пойти в садик. Делать нечего.
Умывшись и одевшись, я, как и вчера зашёл, на кухню. Родители снова завтракали, сидя перед телевизором, по которому шёл репортаж об экономических проблемах чукотских костерезов. Через несколько секунд он уже кончился – стал петь Валерий Леонтьев. Кстати, одет он был почти прилично: в полосатую футболку и такие же лосины. Эту пижаму дополняли суровые элементы из чёрной кожи: широченный ремень, наколенник, байкерская перчатка в единственном экземпляре и ещё непонятная штука на тулове, нечто среднее между фартучком, жилеткой и портупеей. Цепи на шее певца колыхались к такт жёстким гитарным риффам. В общем, выглядел он как непримиримый глэм-рокер или, может, даже панк. Я даже засмотрелся. Ничего так! Хорошо ведь пел, зараза!
– Будем ждать балет и клоуна смешного, пусть они весной приедут сно-о-о-ова! – Вывел Леонтьев.
На этих словах меня настигло отрезвление, и я даже испугался. Что такое? Мне, что, нравится, Леонтьев? А что, если при переносе моей души в это детское тело во мне повредилась часть разума, отвечающая за ориентацию?! Или в этом альтернативном СССР изначально родился альтернативно одарённый и альтернативно ориентированный я?..
Впрочем, и папа, и мама взирали на ревущего, извивающегося и трясущего рокерскими патлами певца благосклонно, так что я сделал вывод, что зря волновался. Пришло время спросить то, зачем пришёл:
– Пап, мам, а у нас клей есть где-нибудь?
– ПВА на балконе полбанки, – ответил отец. – Только там кисть присохла.
– А тебе зачем? – спросила мама.
– В детсаду велели принести, – соврал я.
На самом деле клей, конечно, был мне нужен для объявления, изготовленного вчера и по-прежнему ждавшего своего часу в кармане пальто.
– Довели коммунисты страну! – Буркнул папа. – Детсады не могут клеем обеспечить! На днях только бумагу покупали, пластилин... А дальше что?! Прикажут идти со своей манной кашей?
– Ну Коля, перестань! – Сказала мама. – Ты зачем при ребёнке говоришь такое? А если он в садике повторит?.. И вообще. Сам знаешь: это всё вышло из-за чрезмерной бюрократизации, недостаточной механизации и неправильного планирования! Вот скоро перейдём на хозрасчёт все...
– Ну-ну, – сказал папа.
– Вот тебе и «ну-ну»! Перейдём на хозрасчёт, станут трудовые коллективы сами руководить производством, как то Ленин завещал – и заживём! Будет у нас как в Америке – тридцать сортов колбасы, покупай не хочу. Осталось потерпеть ещё немножко.
– Ну-ну, – сказал папа ещё раз. Потом обратился ко мне: – Ты что раньше молчал-то? Магазины сейчас все закрыты...
– Да как-то не сообразил раньше, – уныло признался я.
– Ты, Андрюша, не грусти, – сказала мама. – Можно, знаешь, мылом клеить. Бумагу оно держит! Не отлично, но сгодится для поделок. Мы же окна им заклеиваем...
– Кстати, их заклеивать пора, - заметил папа.
– Да, пора. – Сказала мама. – А я и газет накопила. Андрюша, ты же любишь резать белые газетные поля, да?
Я кивнул. Попросить у родителей кнопок? Нет, точно решат, что хочу положить их на стул Илиаде... Придётся придумывать что-то ещё с тем, как вешать моё объявление...
***
В саду на завтрак в этот раз была ячневая каша и такой же замороженный кубик масла к хлебу, как и прежде. Не оставив попыток намазать его по-человечески на бутерброд, я решил в этот раз использовать не палец, а тепло кофейного напитка для размягчения: положил масло в ложку и стал держать над стаканом. К сожалению, оказалось, что напиток не такой уж и горячий, чтоб быстро дать нужный эффект. Замаявшись ждать, я попробовал наклонить стакан, чтобы опустить дно ложки в жидкость, но неуклюжие детские пальцы опять подвели: масло выскользнуло, плюхнулось в напиток, забрызгав частью стол, частью меня, и стало плавиться внутри.
– Эльвира Равильевна! А Андрюша с едой играется! – Тут же проинформировала воспитательницу сидящая напротив меня девочка Алёна.
Моих объяснений про то, что размягчённое масло можно было бы худо-бедно намазать ложкой Эльвира Равильевна слушать не стала, а просто сразу же наехала на меня со словами, что надо ценить труд тех, кто делает масло, и что при царе у детей его не было вовсе. После этого мне пришлось даже встать в угол. Правда недолго: пять минут спустя я объявил, что всё осознал и очень сильно хочу кушать. Так как каша моя была ещё совершенно нетронутой, лишить ребёнка завтрака воспитательница не посмела. Правда, эта склизкая субстанция досталась мне на этот раз ещё и совершенно остывшей.
Первым занятием на этот раз у нас шла политинформация. Да-да! А я к сорока годам-то почти и забыл, как нам в детском саду регулярно втирали различные байки про дедушку Ленина. Особенно воспитательница упирала на то, что Ильич придумал детские сады и школы, до него их якобы и не было: работницы, уходя на фабрики запирали детей одних дома, вешали на дверь большой замок, а дети без присмотра непременно устраивали пожары, повествовала Эльвира Равильевна. Судя по лицам моих одногруппников, эта история мало кого впечатляла: подозреваю, что они слушали таковую уже не в первый, не второй и не в третий раз. Разве что у Иры, сидевшей со мною за партой, вид был более-менее заинтересованный.