Мама, я люблю дракона (сборник)
Шрифт:
И вот с такой приятной мыслью я погрузился в сон. Снилась Элька. Как всегда.
Уши терзает консервно-баночный трезвон. Потом – тишина. Потом, – «Подъем!!!» – гремит командирский голос. Не сразу понимаю, где нахожусь. Сажусь на койке. Напротив добродушно усмехается немолодой уже полный усатый дядька. Потянувшись, он подмигивает мне:
– Вставай, проклятием заклейменный, жор стынет, – и подал мне руку, знакомясь: – Юра.
– Слава, – ответил я на рукопожатие. – Я не понял, это
– Еще никто ничего не знает. Я сам позавчера только приехал. И остальные хлопцы – вчера-позавчера. А что это такое, что тут делать будем – шут его знает. Одно только успели выяснить, что все мы из разных, ныне захудалых, НИИ.
– Хоть старший-то тут есть кто?
– Я старший. По возрасту. И по званию: я майор в отставке, то есть, в запасе.
Информация, конечно, исчерпывающая. Я не нашелся, что сказать, протянул только «ну-ну» и стал одеваться. А майор в запасе Юра зыкнул тем самым командирским голосом, который меня разбудил:
– Выходи строиться на завтрак!
Столовая оказалась на удивление цивильной. Только окна – с решетками. Как и все здесь окна. И люди при дневном свете выглядели вовсе не «казарменными хулиганами», а «очень даже вполне», как выражается Элька.
На вопрос «куда платить?» вместо ответа румяная повариха крикнула вглубь кухни русско-народным голосом:
– Варвара, слышь?! Тут дурак-то один, платить куда, спрашивает! – и залилась глумливым мелодичным смехом. Невидимая из зала Варвара вторила ей – сперва в унисон, потом – в терцию, а потом и сама высказалась:
– Видать, думает, в ресторан угодил!..
И тут уж они впали в такое безудержное веселье, что я поспешил ретироваться. На «дурака» я не обиделся, я уже понял, что слово это не является здесь определением уровня интеллекта, а уж тем более – ругательством. Служит оно здесь, скорее, неким профессиональным термином или обозначением некоего социального статуса; вроде как «студент» или «военный». К таким словечкам быстро привыкаешь и перестаешь их замечать. Один мой бывший одноклассник, врач-психиатр, рассказывал, как совершенно измотанный он забрел после работы в магазин, подошел к небольшой очереди у прилавка отдела, торгующего спиртным, и спросил: «Больной, вы крайний?»
За один со мной столик сели Юра и еще двое. Один – типичный сельский учитель – патологически вежливый сухонький мужчина в очках, в потертом коричневом костюме, в вязаном жилете и галстуке. «Борис Яковлевич Рипкин, – представился он, – сотрудник кардиологического центра». Другой – гривастый и широкий, с толстыми губами, толстым носом и маленькими бездонными голубыми глазками. Обтерев о штаны пальцы-колбаски, он поочередно протянул нам руку, сообщая: «Жора – ядерщик. Ядерщик – Жора».
Познакомились. Разговорились.
– Итак, Слава – электричество, Жора – ядерная физика, Юрий Николаевич – хладоустановки и мои «сердечные
– И чего они обзываются? – подхватил Жора. – Заладили: дураки, дураки… Я же и стукнуть могу. Сами дураки.
– Лично я не собираюсь искать ответы на эти вопросы, – заявил я, – просто, сегодня же поеду домой.
Мои сотрапезники переглянулись, смущенно посмеиваясь, так, словно я ляпнул что-то уж очень неприличное. Майор Юра Похлопал меня по плечу:
– Ты что ж, не бачил ничего?
– А что я должен был «бачить»?
– А часовых. И колючую проволоку.
Вот тебе и раз.
– Вы это серьезно?
– Нет, что вы, милейший, мы тут все шутники собрались, – язвительно сказал Борис Яковлевич. – А вот они там, на вышках, шутить, по-моему, не собираются.
– Что же вы не возмущаетесь, не требуете разъяснений?
– У кого?
– Ну… не знаю. Вот, хотя бы у нее, – кивнул я на повариху.
– Баба, она – дура, – веско сказал Жора, – она знать ничего не знает. И не хочет. У нее пропуск есть, часовые на нее и не смотрят. А сама она ни черта не знает.
– Бред собачий, – я отодвинул недоеденный от расстройства шницель. И тут в дверях появился высокий, худощавый, абсолютно лысый человек. Где-то я его видел раньше. Был он одет в ковбойку, в брезентовые штаны, а на ремне висела кобура. И он сразу стал центром внимания. Обведя помещение своими ярко-зелеными глазами, какие бывают у очень рыжих людей (а он может быть и был рыжим, пока не стал лысым?) он объявил:
– Господа ученые. Думаю, все вы жаждете узнать, куда и зачем вы прибыли. – И, выдержав эффектную паузу, закончил: – Следуйте за мной.
… – Звать меня Григорий Ефимович, фамилия – Зонов, – представился лысый супермен, когда мы неровной шеренгой выстроились вдоль стены коридора. – Прошу запомнить, Григорий Ефимович Зонов, – повторил он. – Я – заведующий нового отделения АН РФ – «Института души и разума», сокращенно – НИИ ДУРА. Я – такой же ученый, как и вы…
– То-то, начальник, у тебя пушка на боку, – ехидно выкрикнул уже знакомый мне писклявый голос, и строй загалдел.
– Тише! – гаркнул майор Юра, – давайте сперва выслушаем.
Зонов терпеливо дождался тишины.
– Понимаю, вы возмущены. Но считаться со мной вам придется. Сообщить вам я могу немного. Но это тот минимум, который вы знать обязаны. На сегодняшний день вы – участники крупномасштабного эксперимента. Для чистоты его вы не должны знать ни сути его, ни цели, ни сроков проведения. Но сроки эти согласованы с вашим начальством.
Вот где я его видел! У шефа, месяц назад. Еще удивился, чего они так смущенно притихли, когда я заглянул. Заговорщики, блин! Выходит, шеф-то меня элементарно в рабство продал!