Мамаев омут
Шрифт:
Учительница лотошинской школы Мария Степановна Четунова».
Ваня отложил в сторону письмо и взял другое:
— «Дорогой Алёша Окуньков! Я прочитала про тебя в газете и всё время думаю о тебе и твоих товарищах. Хочется быть такой же, как вы, отважной и стойкой, и так же хорошо помогать родному колхозу. Даю слово с будущего учебного года учиться только на “хорошо” и “отлично”. Давай будем переписываться. Твою фотографию я вырезала из газеты и храню на память. А меня в газетах пока ещё не напечатали, и я посылаю тебе свою фотографию
Ученица пятого класса “Б” Тамара Мотылькова».
Усмехнувшись, Ваня протянул Алёше письмо и фотографию:
— Письмо личного порядка… Можешь забрать себе.
— Ой, какая курносая! — фыркнула Людмилка, успев взглянуть на карточку.
Алёша сунул руки в карманы и не взял ни письма, ни фотографии.
— Идём дальше! — строго сказал Ваня. — Оглашаю телеграмму! «Апраксино. Школа. Председателю совета отряда. Отвечайте срочно, когда может приехать наша делегация для изучения опыта ловли сусликов. Новопетровские юннаты».
Наступило тягостное молчание. Пионеры старались не смотреть друг на друга — один сосредоточенно изучал свою ладонь, другой упёрся взглядом в стену, третий искал что-то глазами на потолке.
Неожиданно за окном раздался велосипедный звонок, потом весёлый девичий голос:
— Привет юннатам-делегатам! Принимайте вечернюю почту! — В окне показалась девушка-письмоносец. — Тут вам целая куча писем. А ну-ка, держите! — И, роясь в почтовой сумке, она стала извлекать оттуда письма, бормоча сёбе под нос: — «Окунькову Алексею… делегату Окунькову… пионеру Алёше Окунькову… Совету пионерского отряда…» Одиннадцать писем, пять открыток, две телеграммы, один заказной пакет. Прошу расписаться. Вот здесь.
Пока Ваня расписывался, девушка с весёлым любопытством внимательно разглядывала ребят.
— А где же тут у вас знаменитый делегат Окуньков? Вот этот, что ли? — кивнула она головой на прижавшегося к стене Алёшу. — Ой, не могу! — прыснула в кулак девушка и, разогнав кудахтающих кур велосипедным звонком, умчалась, крикнув на прощание: — До свиданья! До завтрашней почты!
Ваня принялся разбирать полученные письма. Одно из них, в пакете из толстой бумаги, особенно привлекло его внимание. Он разорвал конверт и, просмотрев письмо, часто заморгал глазами и от растерянности присел на стул.
— Что там? — встревоженно спросила Саня Чистова и, взяв у Вани письмо, медленно прочитала: — «Обком комсомола предлагает вам срочно выслать все материалы об успешной борьбе вашего пионерского отряда с вредителями сельского хозяйства».
Ребята растерянно переглянулись.
— Говорил я! — назидательно заметил Ваня. — Не надо было Окунькова на слёт посылать.
— А ты зачем в рапорте про сусликов написал? — запальчиво выкрикнул Димка Ухваткин. — Это их Мишка набил, а мы всё ещё собираемся…
— Рапорт я от всех апраксинских пионеров писал… Понимать надо, — сухо ответил Ваня. — В общем, дело ясное!.. Кто хочет взять слово? Нет желающих?
— Меня? Из пионеров?! — Алёша вскочил. Волнение перехватило горло, на глазах выступили слёзы, и он не помня себя бросился к двери.
— Алёша! Куда? Вернись! — крикнула ему вслед Саня Чистова.
Но мальчик уже исчез. Девочка резко обернулась к Ване:
— Да ты… ты подумал, что говоришь? Исключить!.. Да как это можно! Алёша и сам не рад, что так получилось…
— Эх ты, жалельщица! — усмехнулся Ваня. — Окуньков нас опозорил, а мы его покрывай!
— Не покрывать — помочь Алёше надо, а не гнать от себя! — горячо заспорила Саня. — Он же нам товарищ или нет?
— Помочь? — переспросил Ваня. — Это как же?
Саня растерянно пожала плечами:
— Ну, я не знаю… надо что-нибудь придумать.
— А я знаю, — подняла руку Людмилка. — Надо поймать тридцать тысяч сусликов, вот и всё.
— Чего-чего? — изумился Ваня. — Уж не ты ли их поймаешь?
— Нет, я их боюсь! Они кусаются… — чистосердечно призналась Людмилка.
— А боишься, так и молчи! — оборвал её Ваня.
— А правда, ребята, — сказала Саня. — Давайте уничтожим тридцать тысяч! И колхозу поможем, и Алёшу выручим.
— Да ты что, смеёшься? — вышел из себя Ваня. — Ловить-то кто будет? Людмилка или Федя?
— А что Федя? — подал голос уязвлённый Федя Четвериков, широколицый, добродушный подросток. — Федя, если хочешь знать…
— …выдумает что-нибудь, да? Знаем мы твои изобретения! Видели! И вообще я тебе слова не давал, — перебил его Ваня.
— А мне твоего слова и не надо, — обиженно надулся Федя.
— Мишку можно попросить помочь! — не очень уверенно предложила Саня.
— Уж твой Мишка поможет!.. Срывщик он и заводила! — с досадой махнул рукой Ваня и обернулся к окну — с улицы доносились возмущённые крики и ругань. — Вот, полюбуйтесь, опять драка!
— Где? Что? — встревожилась Саня и бросилась к двери.
За ней устремились другие пионеры.
— Объявляю сбор закрытым! — крикнул им вслед Ваня и сокрушённо покачал головой. — Слушали и ничего не постановили… Ну никакой дисциплины!..
«Гроза сусликов»
Но Ваня, оказывается, ошибся — никакой драки на улице не было.
Когда Саня и ребята подбежали к футболистам, они застали такую сцену.
Перед Мишкой Чистовым стоял толстый, неуклюжий Стёпа Соломин и, вытирая рукавом распаренное, багровое лицо, смущённо объяснял, что он совсем не виноват: целился по воротам, а мяч почему-то изменил направление и улетел в огород к тётке Спиридонихе.