Мамаев омут

Мусатов Алексей Иванович

— Дурачок! — услышали мы примирительный голос Авдея. — Так я ж для отвода глаз пошумел на тебя. Чтоб Андрюху с Петькой с толку сбить… Вот не было печали — черти накачали. И зачем я только связался с этими байстрюками глазастыми! Надо же… Учить меня собрались. Как телят пасти да как привесы нагуливать.

— Дедушка, — попросил Митька, — не посылай меня больше телят на посевах пасти… А вдруг попадёмся? Хуже будет!.. Помнишь, как мне в Кузьминках прошлым годом за потраву попало? И тебе чуть не досталось.

— Ах ты, праведник, ангел с крылышками! — язвительно зашипел Авдей. — Тогда зачем липнешь, собачонкой за мной бегаешь?

Тебе что, мало от меня за усердие перепадает? Кто тебя обул-одел? Кто мамаше твоей деньжат подбрасывает? А теперь, значит, не угоден тебе дед Авдей. Ну что ж, могу и освободить от подпасков. Хоть завтра. Только чтоб мамаша твоя с поклонами да с просьбами ко мне больше не заявлялась.

Митька молчал.

— Ладно, оставайся пока, — смилостивился Авдей. — Вижу, тебя все эти доглядчики с толку сбивают — Андрюха с Петькой. — Он помолчал, вытащил из костра тлеющий уголек, прикурил «беломорину». — А может, их… домой отправить, к мамашам? А на их место других подпасков взять. Только свистни — от желающих отбоя не будет.

— Как же, отправишь их, — возразил Митька. — Андрюха так и говорит: я не к деду Авдею работать нанимался, а в колхоз. Ему и служить буду. Теперь про нас с Вовкой обязательно в боевой листок настрочит…

— Это ничего, — успокоил Авдей. — Вас-то я прикрою, в обиду не дам. А ты наперёд похитрее будь, поизворотливей. И ухо с этими праведниками востро держи. А пока давай-ка спать.

Они поднялись, потушили костёр и скрылись в палатке.

Поражённые всем слышанным, мы с Андреем долго молчали. Так вот какой он, дед Авдей! И надо же было доверить ему в этом году колхозных телят! Был Авдей Прошечкин когда-то сторожем на свиноферме, потом возчиком кормов, и всегда за ним плелась недобрая слава: беспечен, жуликоват, нечист на руку. Потом Авдей рассорился с колхозниками, выбыл из артели и стал шабашничать по деревням, нанимаясь каждое лето пасти частный скот. А вместе с собой, словно на привязи, он таскал и Митьку.

— Чего делать-то будем? — растерянно спросил Андрей.

Я сказал, что дело с потравой рано или поздно, но выплывет наружу. И тогда вина ляжет не только на Авдея, но и на всех его помощников. Так не лучше ли нам махнуть на всё рукой и, пока не поздно, уйти из подпасков.

— Значит, от ворот поворот? — бросил Андрей. — Бежим, смываемся…

— Почему смываемся? Мы прямо заявим: не желаем с дедом Авдеем работать. Не хотим, чтобы и нас «мелкими частиками» считали.

— Ну хорошо, уйдём из подпасков, — продолжал вслух раздумывать Андрей. — Смотрите, мол, люди, какие мы чистенькие да какие пригожие… А Митька куда? Опять с дедом останется. Не в нашем колхозе, так в другом. И опять он будет у деда на побегушках да в прислужниках. Ловчить, хитрить, жульничать. Как был «мелким частником» — так им и останется. Да как же он дальше жить станет? Нет, Петька, нельзя нам смываться отсюда, никак нельзя. Вытаскивать надо Митьку, клещами отдирать его от Авдея.

6

Утром над Пружанкой долго стоял молочный туман. Солнце уже окрасило верхушки берёз и елей, а туман стоял недвижимо, и кусты ольховника, лозняка, черёмухи, берега реки, дальний Епишкинский лес — всё было залито матовой белизной. Только к полудню стало проясняться.

Мы с Андреем уже собрались на пастбище, чтобы сменить Митьку и Вовку, как к лагерю верхом на пегой

лошади подъехал рослый носатый парень из Владычинского колхоза.

— Где ваш старшой? — строго спросил он.

— Должно быть, на пастбище… с телятами, — ответил Андрей.

— Нет его нигде… Спрятался он с перепугу, что ли? Может, в палатке отсиживается? Ну-ка пошарьте…

Мы с Андреем заглянули в палатку, она была пуста, и спросили парня, что случилось.

— А потрава там… Ваши телята у нас семенной ячмень пожрали. Мы девять телят захватили. — Парень дёрнул поводья и повернул лошадь в сторону нашего колхоза. — Поеду до вашего начальства… Вот уж теперь переполох будет!

Переглянувшись с Андреем, мы побежали к месту происшествия.

Это было неблизко, километра за два, где поля соседнего с нами Владычинского колхоза узким клином вдавались в наши земельные угодья.

— Ну и Митька! Вон в какую даль его шарахнуло! — удивился Андрей.

У изрядно помятого и пощипанного участка с сортовым ячменём толпились владычинские колхозники.

Девять наших телят с накинутыми на шеи верёвками были привязаны к раскидистой берёзе, росшей на краю семенного участка. Среди них находился и Черныш. Остальные телята паслись в редком осиннике под присмотром Вовки. Среди колхозников, размазывая по щекам слёзы, метался Митька и, умоляя, хватал их за руки:

— Дяденьки, отпустите телят! Мне же дедушка Авдей голову за них снимет…

— Нельзя, малый, нельзя! — хмуро отмахивался бригадир семенного участка. — Потрава сделана, урон нам нанесен… Пока убытков не покроете — телят под залогом держать положено.

— Это всё Черныш, — скулил Митька, кивая на бычка, который, натянув верёвку, невозмутимо тянулся к стеблям ячменя. — Заводила он и сластёна… Никого не слушает. Прёт и прёт на посевы. А потом и туман утром… Ни зги не видать было.

— И зачем таких несмышлёнышей в пастухи посылают? — сочувственно заметил пожилой колхозник. — С телятами управиться не могут.

— А где старший пастух? Где начальство колхозное? — спросил бригадир, поглядывая в сторону нашего колхоза. — Пора бы и акт на потраву составлять…

Наконец к посевам, сопровождаемые парнем на пегой лошади, подъехали на рессорной тележке тётя Катя и дед Авдей.

Митька бросился было к старшему пастуху и принялся жаловаться на придурка Черныша, который сманил телят на посевы.

Но дед не стал его слушать.

Он резво соскочил с задника телеги и, путаясь в полах длинного брезентового плаща, подбежал к делянке, кинул взгляд на свежевытоптанные посевы, на телят, привязанных к берёзе, потом шлёпнул ладонями по полам плаща и накинулся на подпасков:

— И что вы только нагородили? Я ли вас не учил, как пасти надо! Зачем телят из леса выпустили? Зачем к посевам подогнали? Ах вы обормоты, недоноски, саранча зеленая!..

От такой затейливой брани мы все опешили, а Андрей начал даже заикаться:

— Дедушка, но я… но мы… Мы же ничего…

Андрей, видимо, хотел сказать, что он и я телят сегодня ещё не пасли, о потраве ничего не знали, но Авдей быстро перебил его.

— Ну вот вам, полюбуйтесь, — всплеснул он руками и обратился к взрослым: — Я не я, и лошадь не моя. Ушёл на часок по делу, а они тут напортачили и в кусты. — Взъерошенный, как драчливый петух, он шагнул к Митьке и схватил его за плечо. — Отвечай, паршивец! Кого я оставил стадо пасти? Какой вам наказ дал?