Мамба в СССР. Черный курсант

Птица Алексей

А вот там не обошлось без очередного курьёза. Старенький фотограф долго не мог приноровиться к столь колоритному клиенту. При вспышке на фото вместо лица получалось чёрное пятно на ярко-белом фоне. Ускакав куда-то в подсобку, дедок принёс серую холстину и навесил её на задний план. Однако теперь моё изображение сливалось с серым фоном. Остановившись на каком-то промежуточном варианте, фотограф лишь пожал плечами и выдал мне карточку.

Вернувшись, я вручил фотку кадровику, который тут же вклеил её в уже готовый военный билет, шлёпнув поверх печатью.

Лейтенант

повёл меня в казарму. Это оказалось небольшое отдельное стоящее здание, где, как вскоре выяснилось, уже жили десятка три негров со всей Африки. Главным образом, из подконтрольных Советскому Союзу стран. Впрочем, там же размещались ещё два отдельных взвода: один взвод, состоящий из арабов, и второй из азиатов.

В казарме нас встретил местный старшина с фамилией Загинайко.

— О! Ещё один негритёнок, — обрадовался он, — жаль не тринадцатый, а двадцать восьмой! Этот последний, значится. Так, взвод мы сформировали. Это хорошо. Арабы тоже все, да и китайцы полностью. Ну, пошли, обмундирование тебе выдам. Каптёрщика у меня нет, поэтому всё сам, всё сам. По нашему-то, разумеешь? Или как все: с горем пополам?

— Да, — опять максимально кратко ответил я.

— Вот и хорошо, пошли ко мне в каптёрку. У меня там уже давно всё со склада принесено. Для таких вот как ты, опоздунов…

Каптёрка находилась в конце казармы и представляла собой большое помещение с рядами шкафов, установленных в два яруса.

— Так, какой у тебя размер головы, или ты не знаешь?

Я пожал плечами: я и вправду не знал свои размеры, обычно на глазок всё покупал.

— Ну, держи тогда пилотки, меряй, выбирай. Теперь китель, брюки и обувку.

Старшина лазил по шкафам, отбирая необходимое, и вскоре весь его стол покрылся одеждой. В конце концов, я подобрал себе всё, включая и сапоги. Вручив мне ремень с бляхой и погоны с петлицами, Загинайко отправил меня их пришивать.

Схватив всё в охапку, я вышел в располагу. Тут старшина вспомнил, что не выдал мне постельное бельё и не обозначил кровать, и бросился вслед за мною.

— Вот, значится, твоя кровать, — ткнул он на спальное место с не заправленной в наволочку подушкой. — Вот подушка, одеяло и матрас. Всё, как есть. Вот бельё, кровать показать, как правильно заправлять?

Сначала я хотел отказаться, но прожитые годы иногда пробивались сквозь глупость молодости.

— Не знаю, покажите.

— Щас!

Старшина ловко содрал с матраса одеяло, бросил на новенький… матрас простыню и ловко подогнул её со всех сторон, буквально упаковав в неё матрас. Вторая простыня, сложенная вчетверо по длине, разместилась сверху, а накинутое одеяло завершило картину.

— И смотри: полоски должны быть в ногах! И чтоб с другими как по линеечке! Понял?

— Канешно…

— Ну, наволочку сам заправишь, а мне недосуг.

Глава 8 Военное училище. Продолжение

Я кивнул и стал запихивать подушку в наволочку. Вокруг меня потихоньку собиралась небольшая толпа.

— Эй, ты

откуда? — отважился, наконец, кто-то задать вопрос.

— Из Эфиопии.

— Да?! — искренне удивился он. — Ваших же всех два года назад отчислили, когда война началась вместе с сомалийцами.

— Ну, а сейчас снова прислали, потому как война закончилась.

— Почти закончилась.

— Почти, — согласился я.

— А мы тут отовсюду. Из Анголы, Южной Родезии, ЮАР, Конго, Заира, Судана, Мозамбика, Кении, почти отовсюду. Будем бороться с мировым капитализмом.

— Понятно, а меня сюда учиться прислали, техникой овладевать. Пушками да танками.

— Ммм, ясно. А откуда у тебя шрам?

— Воевал в Сомали.

— Понятно, — и негр свалил от меня шушукаться с остальными.

Я же принялся пришивать петлицы и погоны, подгоняя под себя форму. Пришил на левый рукав и так называемый «минус» — жёлтую полоску первого года обучения.

Подошло время обеда и нас всех выгнали из казармы, я встал в середине строя, согласно своему росту. Командовали нами советские офицеры. Все негры, арабы и азиаты знали русский, говорили на нём плохо, но понимать — понимали, а большего и не требовалось. К тому же в училище ежедневно проходили занятия по языку, и все старательно записывали в тетрадки новые слова и словосочетания.

В столовой все иностранцы питались отдельно. И кормили их однозначно лучше, чем советских курсантов, да и готовили отдельно. Подкармливали, короче. В самой казарме койки стояли в один ряд, и места между ними оставалось ещё много.

Первый день прошёл спокойно, все держались настороженно и в друзья ко мне не набивались. Однако, наблюдая за взаимоотношениями курсантов, я вскоре понял, что арабы презирали негров и азиатов, азиаты чурались и негров, и арабов, а негры… Негры жили, как обычно, то есть по заветам трайбализма: каждый сам по себе. И если арабы и азиаты держались вместе, то негры вроде бы и не сорились, но и слаженно не действовали. Короче: кто в лес, кто по дрова.

Меня же всё устраивало, и я стал понемногу прощупывать каждого, беседуя на мои любимые темы: про духов, снадобья и прочую, чисто африканскую ерунду. Знал я много, рассказывал хорошо, и негры потянулись ко мне. Арабы и азиаты — нет. В этом же училище учились и старшекурсники, которых оказалось намного меньше. Кого-то отчислили, кто сам уехал, а может, их изначально мало было.

Весь июнь мы проходили курс молодого бойца, и большинство негров уже жутко жалело, что согласилось на эту пытку.

День начинался с громогласного вопля:

— Рота, подъём!

И каким бы ни был сладким, сон мгновенно улетучивался. Я вскакивал со своей койки, как тот чёртик из табакерки. Однако кое-кто из негров, вероятно, воспринимал этот вопль продолжением кошмарного сна, делая вид, что не слышит. И тогда над его ухом звучало персональное:

— Подъём, я сказал!!!

Африканец нервно подпрыгивал от грозного рыка и, тараща огромные глазища, начинал судорожно шарить вокруг себя в поисках одежды.