Мамина улыбка
Шрифт:
– Да? А что ты там забыла?
– Да вот хотим посмотреть новую выставку с одним знакомым.
– Хм, что за знакомый? Откуда ты его знаешь?
Я объяснила. Она слушала очень внимательно, взгляд стал напряжённым.
– Ну, хорошо. …Знаешь, а я тоже хочу посмотреть выставку и прогуляться. Пойду с тобой.
Я опешила. Почему-то я никак не ожидала такого поворота событий, хотя на самом деле, это было вполне ожидаемо и естественно в нашем маленьком семейном мирке.
– Ну нет, мам… думаю, не стоит. Давай вместе сходим в другой раз.
– Да почему же? Чем я помешаю? Я тоже хочу пойти сегодня. Мне совершенно нечего делать дома. А то что же – ты будешь развлекаться, а я здесь сидеть в четырех стенах?
– Но, мама. Это неправильно. Он совершенно незнакомый тебе человек, как это всё будет выглядеть? – я лихорадочно соображала, что ещё сказать, чтобы спасти
А мама спокойненько начала собираться на прогулку. Уселась перед своим любимым трюмо расчёсывать и укладывать волосы: это у неё обычно занимало больше всего времени.
Я понимала, что продолжать спорить бессмысленно. Нужно было придумать что-то другое. Но ничего не приходило в голову. Ничего, кроме открытого бунта. Но я не могла на него решиться, мне было страшно, так страшно, что просто мурашки бежали по спине, и в желудке начинали порхать бабочки, – кстати, это очень неприятное ощущение, и в английском языке эта метафора описывает вовсе не состояние влюблённости, а сильную тревогу, томительное ожидание чего-то пугающего.
Как решить эту головоломку? Как выйти из этого тупика? Как всё-таки пойти одной на свое первое долгожданное, «настоящее» свидание, но при этом не обидеть и не разозлить маму? Какие найти слова? Как объяснить, что сегодня, сейчас я никак не могу быть с ней вдвоём? Правда, когда я в юности ходила на свои разовые «свидания» с молодыми людьми, у мамы ни разу не было желания к нам присоединиться. Может быть, тогда она просто интуитивно чувствовала, что опасности нет. Или же то, что было сейчас, в её понимании не являлось свиданием, и поэтому вполне допускались третьи лица. И всё-таки… как, как, как?
В итоге она собралась и вышла вместе со мной, не обращая вообще никакого внимания на мои слабые возражения. Выйдя из двора нашего дома, мама привычно свернула направо, к автобусной остановке, а я – сама не понимая, что делаю, развернулась и пошла в противоположном направлении.
– Ты куда?
– Времени ещё много в запасе, я пойду пешком через парк. А ты погуляй сама и возвращайся домой, хорошо? Я не допоздна, скоро вернусь.
Она остановилась и, чуть наклонив голову вперёд, слегка прищурив глаза и поджав свои красивые, умело обведённые карандашом и ярко накрашенные губы, уставилась на меня. Я чувствовала, что в ней происходит какая-то внутренняя борьба: по лицу словно пробегали тени, всё её миниатюрное тело в милом брючном костюмчике из светло-голубого льна напряглось, как будто перед прыжком. Я смотрела ей в глаза, не опуская и не отводя своего взгляда, смотрела прямо и открыто, как учат смотреть в глаза хищнику, если ты случайно столкнулся с ним на одной тропинке в лесу. Передо мной на расстоянии вытянутой руки было её лицо, самое знакомое и родное лицо, на котором я знала каждую чёрточку, каждую морщинку, по выражению которого умела мгновенно и безошибочно считывать её настроение, все её чувства и мысли. Мимо спешили прохожие, обходя нас, потому что мы встали прямо посреди тротуара. С мягким шорохом проезжали по дороге автомобили. Высоко-высоко в небе пронзительно свистели стрижи. А я стояла, как вкопанная, и не отрываясь смотрела маме в глаза. Молчание, поединок взглядов, наша безмолвная мучительная дуэль под безоблачным и безмятежным июльским небом. Чем же она закончится? Я знала, что с мамой я не пойду. Просто вообще не пойду. Но понимала, что не пойти не могу. Сколько раз я отменяла свои встречи и мероприятия и оставалась дома, если видела, что мама не хочет, чтобы я шла. Сколько раз я уступала и шла вместе с ней, хотя мне совсем не хотелось. Но сегодня я не могу. Сегодня это просто невозможно.
Я стояла и неотрывно смотрела в мамины глаза. Вдруг она вся как-то слегка шевельнулась, и лицо её приняло презрительно-брезгливое выражение:
– Ну, ладно. Ладно. Хорошо. Вот такая ты, да? Ну, увидишь ты у меня… – она не договорила, покачала головой и, медленно развернувшись, пошла к автобусной остановке.
– 5-
Я всегда искренне удивляюсь, когда кто-то говорит, что совсем не видит снов. Такого ведь просто не может быть! Ученые утверждают, что сновидения, конечно же, есть у всех (и даже у животных, кстати), просто не все их запоминают. Как вы уже поняли, я постоянно вижу сны и запоминаю их почти все. Я могу увидеть длинный, с довольно сложным сюжетом сон, даже если прилягу вздремнуть на полчасика днём. И в сновидениях меня больше всего поражает как раз то, что коротенький в измерении реального времени сон может вместить события целого дня, а то и недели, – как будто мозг прокручивает киноплёнку на максимальном ускорении, – но там-то мы «проживаем» всё в нормальном, привычном темпе.
Принято считать, что если не вспомнишь сон сразу после пробуждения, то он забывается напрочь. Чаще всего – да, так и есть. Но не всегда. Бывает, что события ночного сна вдруг всплывают в памяти посреди дня. Иногда потому, что ты увидел или услышал что-то такое, что вызвало ассоциацию с образами твоего сновидения, а иногда и просто само по себе, непонятно, почему и как. А случается, что проснувшись, ты сразу же сознательно прокручиваешь в голове только что увиденный увлекательный фильм, чтоб не забыть, стараешься удержать в памяти хитросплетения сюжета, реплики, детали, – а он всё равно через несколько минут ускользает, улетучивается из головы, словно пар, и больше никогда уже не вспоминается.
Повторяющиеся сновидения – это загадка, которую я для себя уже почти разгадала. А вот вещие сны остаются для меня самой большой, тёмной, бездонной и непостижимой тайной Бытия. Есть теории, что сны-предсказания – не что иное, как бессознательно простроенная нашим мозгом длинная и сложная цепочка умозаключений, основанная на всей информации, которую мы получаем из внешнего мира. То есть, все предпосылки будущих событий уже имеются в настоящем, просто сознательно мы не в состоянии сложить этот пазл, так как не видим всех деталей, занятые своими повседневными заботами, поглощённые сиюминутными эмоциями, увлечённые погоней за новыми впечатлениями… А пока мы спим, мозг совершает гигантскую и в то же время скрупулезную работу по обработке данных и выдаёт результат в виде «вещего сна», который есть не что иное, как решение логической задачки «причина – следствие». Думаю, что немалая доля истины в этом объяснении есть. Однако возникает вопрос: почему во сне мы узнаём порой не о самом будущем событии, так таковом (болезнь, смерть, потеря работы, смена места жительства, долгожданная встреча), а видим в мельчайших деталях все «декорации» этого события? Как, например, тёмно-синие сумерки и скрипящий под ногами свежий рыхлый снег на пути к папиному дому, в сопровождении мелодии неизбывной тоски, – в моем летнем сне о предстоящей, самой печальной зиме моей жизни.
И такое сновидение было не первым, я уже видела нечто подобное несколько раз до этого. Я не нахожу другого объяснения этому феномену, кроме того, что мы когда-то уже видели всё-всё-всё, что произойдет в нашей жизни. Об этой теории мне рассказал Влад как-то за ужином. Он вычитал о ней в какой-то эзотерической книжке. «Понимаешь, получается вот что: когда мы родились, нам сразу же быстро-быстро показали всё, что с нами будет в жизни, прокрутили киноплёнку, а потом сделали так, что мы всё забыли. Стёрли. И как будто ничего не знаем. Но суть-то в том, что мы знаем, просто не помним. А во сне как бы открывается дверца в эти воспоминания…»
Эта идея показалась мне вполне правдоподобной. Единственное, что нас обоих смутило, когда мы стали развивать эту мысль, – неизбежная предопределённость жизненных событий. То есть, за нас всё уже кем-то решено заранее, и как ни поступай, какие решения ни принимай, всё равно придёшь к тому, к чему должен прийти? И тогда пресловутая свобода выбора – не что иное, как иллюзия: нам кажется, что мы выбираем пути, а на самом деле мы просто идём по той дороге, которая давным-давно уже для нас предназначена?… Порассуждав ещё немного, мы пришли к выводу, что наверно, всё-таки изначально есть несколько вариантов сценария, и мы все их «знаем», хоть и «не помним», поэтому подсознательно делаем тот выбор, который поведёт нас в сторону желаемого развития событий. В итоге, мы окончательно запутались, потому что рассуждать о работе мозга и подсознания это всё равно что пытаться представить бесконечность Вселенной. В какой-то момент начинает казаться, что шарики за ролики заходят, и ты говоришь себе «Так, ладно, ничего бесконечного быть не может, она громадная, но где-то у неё всё равно есть конец, граница…» – и тут же тебя накрывает безжалостный и издевательски закономерный вопрос: «Если есть конец и граница, тогда что ЗА ними?»
Самый первый мой детский сон, который я отчетливо помню до сих пор, был жутким сюрреалистическим кошмаром. Мне снился ярко-оранжевый грузовик-подъёмный кран, который был ещё и разрисован чёрными пятнами, словно жираф, однако, его железная «голова» на конце стрелы была какая-то драконья, с огромными острыми зубами. И этот грузовик-кран-жирафо- дракон подбирал с земли бумажный мусор – много-много скомканной белой бумаги – по длинному транспортёру отправлял её к голове и с громким шелестом и хрустом «Шух, шух, шух» жевал её своими гигантскими челюстями. Эти шелест и хруст звучали у меня почему-то только в одном ухе, и когда я в ужасе и в холодном поту проснулась и уже не видела это жуткое, алчное машино-животное, звук поедаемой им бумаги ещё слышался в ухе, прижатом к подушке. Сколько я ни думала, так и не сумела разгадать смысл и тайное послание этого сна. Да и было ли какое-то послание? Почему-то верится, что было.
Конец ознакомительного фрагмента.