Шрифт:
Времени – восемнадцать ноль-ноль. Рабочий день закончен, пора домой, ждут другие,
Ах, сколько всего нового и интересного узнаёшь в этих необязательных разговорах с родными, сколько необычного для себя, удивительного и… даже забытого!
Что может быть лучше во взаимоотношениях людей, чем простой живой разговор, пусть даже и на расстоянии, но впрямую, без электронных посредников, мерзких буковок, рожиц и сленговых оборотов в электронных чатах?!
Мы как-то разучились говорить друг с другом – о чём? – предпочитая просто находиться в свободном доступе с миром в прямом, так называемом онлайн-контакте. Живые диалоги теперь всё больше пугают нас своим вторжением в наше замкнутое одинокое, сугубо личное пространство.
Это странно!
Люблю, бесконечно люблю эти наши неспешные живые беседы, разговоры в конце рабочего дня, особенно с мамой. Иногда, не заметив, мы можем проговорить с ней всё время, пока мой верный старенький джип-китаец – Ховер Маврович Кардиналов – тащится через все дорожные перипетии к дому на край города в районе Лахтинского разлива, чтобы заснуть там под окном многоэтажки до утра.
– Алло?! – обычно так, с лёгкой претензией и вопросом в голосе – мол, кто тут отрывает её от дум праведных? – мама поднимает трубку.
– Алло, – радуюсь, понимая, что всё-то у неё сегодня в полном порядке, хорошо, раз нет в голосе ни присущей старикам настороженности, ни предвзятого сомнения, ни даже какого-то ненужного испуга. – Мамуля, привет!
– Привет, мой хороший.
– Как ты там?
– Да всё нормально, – звенит родной голос, – всё хорошо.
– Что у тебя нового? – привычно втягиваю её в разговор.
– Да что у меня нового? – слышу в ответ её иронию, зная, что сейчас она перечислит все свои большие и малые дела за день, не забыв передать в мельчайших подробностях несущественные случайные диалоги с продавцами в магазине, соседями, подругами и прочими, прочими.
Они-то, эти простые случайные встречи, как выясняется со временем, и есть наша с вами жизнь, забирающаяся куда-то внутрь нас, в самую подкорку, что ли, головного мозга.
Маме всегда есть что вспомнить, а мне неспешно – из машины в пробке куда бежать? – выслушать её, удивиться в очередной раз и даже кое-что записать чуть позже для себя и… – кто знает? – может, и для кого ещё. Здесь, не мудрствуя лукаво, распределю по датам её повествования и, соответственно, появления «забытых диалогов» в моём блокноте, не пытаясь перераспределить их по степени важности или времени случившейся «подслушки». Итак…
Антонина
Первая подслушка-рассказ
Снег.
Лёгкий пушистый снег старательно укутывает мой старый – почти мне ровесник – двор.
– Валь! – слышу радостный голос. – Ты ли это?..
– Я-а-а, – тяну удивлённо, всматриваясь в совершенно незнакомое лицо.
– Не узнаёшь?.. – почему-то виновато улыбается. – Это же я, Тоня Щербакова из 58-й квартиры.
– Антонина?.. – дивлюсь. – Да неужто ты?.. Не может быть! Сколько ж лет-то прошло? Двадцать?.. Двадцать пять?
– Тридцать два… – обречённо машет рукой.
– Тридцать два?! – всплескиваю руками. – Полжизни…
– Мы ж тогда, в восемьдесят четвёртом, с мужем в Ленинград переехали. Дети настояли. Говорили, мол, им поближе к работе надо, к метро, – качает головой. – Цивилизацию им подавай! А вот видишь, вернулась обратно, к нам, в пригород, в Рамбов. Пришла проведать нашу солнечную пятиэтажку. Она мне там снилась… всё время, а приехать, хотя и недалеко, всё некогда было: де-ла-а! – тянет. – А вот теперь всё: нет дел… Кончились. Мужа в позапрошлом году похоронила… здесь, на Иликах! Ездила-ездила к нему на электричке, надоело мне, сказала, чтоб купили хотя бы угол в Ломоносове, рядом с ним… Никуда больше не хочу.
– О-ох, – выдыхаю, словно увидев прямо перед глазами его интеллигентную статную фигуру, выгуливающую на поводке их маленькую смешную комнатную собачонку – Тошку…
В нашем-то дворе сроду никто собак не выгуливает, особенно таких – маленьких, они сами во двор с ребятнёй бегать выходят. И все во дворе их знают: чьи, как зовут. А когда домой возвращаются, то сядут у подъезда и ждут, пока кто-нибудь из соседей им дверь не откроет да потом в квартиру не позвонит. Вообще, у нас собак да кошек все любят, не обижают – жалко, что ли, дверь-то открыть да до квартиры проводить! А тут – на тебе: на поводке, по-городскому, да ещё с пакетиком целлофановым и совочком.
– …Царство ему небесное, Тонечка, и мои соболезнования тебе, – с искренним чувством говорю ей. – Да ведь и мой в позапрошлом году умер…
– Знаю, Валечка, знаю, соболезную тебе тоже, – кивает она. – Видела памятник ему на кладбище в центре второго участка, моему-то в начале участка… У леса стоит, видно, чуть раньше хоронили. Я и себе там, рядом с ним, местечко приготовила. Вот и хожу теперь, говорю… с ним, с собой.
– А сколько? Сколько ему было?
– Да, почитай, как раз восемьдесят четыре… справили.
– У-ух, молодец какой, – смахиваю незваную слезу. – А моему-то и семидесяти семи ещё не было…
– А тебе? Тебе, Валечка, сколько? – уводит разговор Антонина.
– Под Новый год семьдесят пять… Юбилей, даст Бог, справлю, – отвлекаюсь, вспомнив, что как раз и вышла на мороз, чтоб пройтись по магазинам, купить что-нибудь к празднику.
– У-у-у, мо-ло-дая совсем, – доброжелательно смеётся. – Хорошо тебе, поздравляю, а мне-то уж восемьдесят три вышло, вот и заспешила сюда, домой… У парка в старой «кирпичке» трёхэтажной – знаешь? – квартирку дети мне сняли, сказали, выкупят её со временем, – увлекается. – Хитрят, видно!.. Да и правильно: зачем она им? А мне… и подавно: недолго уж.