Мамлюки-вайнахи. Часть I
Шрифт:
Миновали пролив, и через некоторое время на горизонте появился с величественным видом Истанбул – Стамбул (бывший Константинополь – столица Византийской империи) во всей своей красе.
Детям под присмотром старшего разрешили с борта судна смотреть на город, они впервые в своей жизни видели огромные здания из камня. Чайки галдели, приветствуя приближающийся корабль. Они опускались к морской глади и взлетали вверх, подхватив наживу. Через некоторое время, получив разрешение, они медленно подплыли к пристани и вошли в порт Стамбула. Прибыв в порт, встали на якорь.
По прибытии в большой город Стамбул, после недолгого таможенного и карантинного контроля, их увезли к большому дому с высоким каменным забором, где
В этом прекрасном просторном доме, откуда их должны были увезти, недалеко от центра города, дети должны были ждать своей участи. Ждать пришлось не один десяток дней. Иногда Хан-Бахаду казалось, что все это происходит не с ним. Пытаясь отвлечься от реальности, он разглядывал все, на что можно было смотреть. Двор с большим двухэтажным каменным домом по центру, справа и слева – хозяйственные постройки. Глядя на все это, дети подумали, что они попали к царю этих мест. Во дворе было много разного народа; сразу же, как они въехали во двор, следом идущая охрана с помощью дворовой прислуги накрепко закрыла ворота.
На ребят смотрели все – некоторые с любопытством, некоторые с сочувствием и жалостью, некоторые – надменно, с брезгливостью. Также во дворе в дальнем углу испуганными, ищущими кого-то беглыми взглядами на них смотрели такие же несчастные, как и они, подростки.
Все это продолжалось недолго: любопытствующие, жалеющие и все остальные разошлись, лишь подростки жадно разглядывали их, и они со своей стороны их, но приближаться друг к другу им не позволили.
Вновь прибывших ребят отвели в уже заранее приготовленную баню, с ходу заставили раздеваться и мыться. После тщательного мытья, стрижки ногтей, волос под бдительным присмотром банщиков детей ожидала хоть какая-то, но радость. На выходе из бани, в предбаннике, их встречали несколько человек с определенными функциями. Один на глаз примерял одежду, другой – головной убор, третий – обувь и так далее. Ребятам все это понравилось – добродушные люди, которые одевали их, как бы хвалили их в новой одежде, повторяя: «Йакше, йакше» (на турецком «хорошо». – Прим. авт.). И ребята, толком не успевшие ни познакомиться, ни запомнить друг друга за эти дни во время пути до Стамбула, разглядывали друг друга в новой одежде.
Проданный туркам вместе с другими детьми мальчик
После всех этих процедур их повели в большую комнату, заставленную столами и стульями, и усадили за стол. Стали подавать восточные сладости, напитки, фрукты, овощи и через некоторое время – хлеб и мясо. После трапезы появился тот же самый хозяин-толстяк с доброй, располагающей к себе улыбкой. Он обошел всех детей, то поглаживая по головке, то похлопывая по плечу, разговаривая с теми, кто понимал его язык. Он долго и быстро что-то говорил, некоторым из слуг поясняли его слова. Хан-Бахад сидел с задумчивым видом и внимательно слушал, хотя ничего не понимал.
После всех этих приятных мероприятий и вкусного обеда ребятишек вывели во двор, где уже находилось несколько групп таких же несчастных детей. Их повели к остальным, сидевшим под большим просторным навесом, которые уже были там некоторое время до появления пополнения.
Под навесом вновь прибывших ребят встречали дети разных возрастов, постарше, помоложе Хан-Бахада и совсем маленькие. Некоторые сразу же нашли соплеменников, стали знакомиться, шумно разговаривать. Хан-Бахад стоял чуть в стороне, молча наблюдая за происходящим. При виде всей этой картины у него появились слезы и комок в горле. Все это происходило под внимательным наблюдением помощников хозяина. С любопытством наблюдая за детьми, они переговаривались, делая какие-то свои выводы. Хан-Бахад стал искать себе место и отворачивался, чтобы спрятать слезы из-за того, что ему было обидно от своего одиночества. К нему тоже подходили и заговаривали на каких-то языках, но не находя понимания, искали других собеседников.
Хан-Бахад отошел от ребят на заметное расстояние. Еще до этого он заметил небольшую группу детей, молча сидевших в стороне. Они не только с другими, даже между собой не разговаривали. Хан-Бахад нашел себе место, сел и стал разглядывать то двор, то людей, занимающихся своими делами, думая о своем, и вдруг неожиданно, как удар, сзади прозвучала родная речь: «О чем ты говоришь, прекрати!» – слова, сказанные в приказном тоне.
Услышав родную речь, Хан-Бахад растерялся. Он резко повернулся к той самой группе ребят и решительным быстрым шагом, чуть ли не бегом, подошел к ним. Подошел – и встал как вкопанный. Он хотел что-то сказать, но не находил сил и слов говорить. Удивленные странным поведением мальчика, ребята насторожились, некоторые встали со своих мест и стали разглядывать Хан-Бахада, но недолго. Мальчик постарше, сидевший с величественным видом, внимательно рассматривая Хан-Бахада, спросил на странном диалекте по-чеченски:
– Ты кто?
Растерянный от такой встречи и от заданного вопроса на родном языке, Хан-Бахад заикаясь ответил:
– Я, я Хан-Бахад!
Мальчик сказал:
– Ты уже одиннадцатый из нас, как говорят турки, онбир (по-турецки «одиннадцать». – Прим. авт.).
Хан-Бахада тут же окружили, стали обниматься, у него из глаз полились слезы. Некоторые вместе с ним стали плакать, а вот паренек постарше начал всех их успокаивать. Помощники хозяина и прислуга пристально наблюдали за ними и старались понять поведение этих странных детей, которые вели себя не так, как другие дети при встрече со своими земляками.
Хан-Бахад, который до сих пор не искал ни с кем встречи и который не надеялся встретить в такой дали родных людей, по-своему был рад. Когда все они успокоились, стали расспрашивать друг друга, что к чему. Тогда он впервые узнал о том, что есть такие люди, которые себя называют «г1алг1а» – ингуши. Присутствующие во дворе удивленно наблюдали за ними, даже другие ребята притихли, глядя на них.
Из большого дома появился хозяин в сопровождении какого-то высокого, здорового человека и других людей, в том числе человека в шароварах, который что-то рассказывал ему. Он подошел к группе вайнахов (чеченцы – ингуши), как взрослый с взрослым, равный с равным поздоровался. Все ребята вытянулись во весь рост, и старший мальчик ответил на его приветствие.
Хозяин, указывая на Хан-Бахада, у мальчика постарше что-то спросил, мальчик на турецком языке ответил, аккуратно подбирая каждое слово. При этом он приблизился к Хан-Бахаду и встал рядом с ним, как бы подтверждая свои слова, – на вопрос «Кто вы друг другу?» мальчик ответил: «Он мой младший брат».
– Эти из вайнахов. Обратите на них особое внимание. Готовые воины! – сказал хозяин, обращаясь к одному из сопровождавших его людей.
Гостю это понравилось. Также все заметили, что хозяин тоже был очень доволен происходящим. Он опять что-то говорил и, жестикулируя руками, стал ходить по двору, при этом давая распоряжения своим слугам. Гость обратил особое внимание на ребят из вайнахов. И что-то убедительно говорил хозяину.
Со следующего утра началась новая жизнь.
Ребят ежедневно будили рано, четко, строго по расписанию, по времени кормили сытно и обильно, разнообразных фруктов и напитков было много. До обеда и после обеда учили совершать молитвы.
Мальчики были под присмотром, но в свободе их не ограничивали. К мальчишкам были приставлены воспитатели, которые занимались с ними, но свободы действий их никто не лишал. Ничто не навязывалось. Однако воспользоваться шансом или удобным моментом для побега никто даже и не попытался, живя в ожидании чего-то хорошего.