Мамусик против Ордена Королевской кобры
Шрифт:
– Не знаю, Володенька, клянусь Степочкиным здоровьем, его голубыми глазками и своими леопардовыми тапочками, не знаю! Не его это медальон! – заголосила я.
– Верю, Люба, верю, успокойся. – Володя, старательно игнорируя грозный Ритин взгляд, налил себе еще клюковки. – Я сделал всё что мог.
– Нет, не всё! – с нажимом сказала Рита, отбирая у мужа полную рюмку. – У тебя еще в «Крестах» есть знакомые. Позвони им, попроси, чтобы Степу нашего не обижали и поудобнее устроили.
– Господи, вот туда точно можно завтра позвонить! –
– Сделается, сделается! – вновь заголосила я во всю силу своих учительских легких. – Ему должны предоставить самые лучшие условия, и немедленно, он у меня такой изнеженный, как цветочек оранжерейный!
– Мама! Иди сюда! – послышался плач из детской. Похоже, я своими криками разбудила младшую Уточку, второклассницу Леночку.
– Так, муженек. – Рита решительно встала и направилась к выходу из кухни. – Я успокою ребенка, а ты будь любезен прямо сейчас, я подчеркиваю, прямо сейчас, Володя, связаться со своими товарищами в «Крестах» и обеспечить Степе комфорт, а Любочке – душевное спокойствие! Понятно, мой милый? Я не шучу!
– Господи боже мой, закусить не дадут. – Володя, преисполненный недовольства, поднялся вслед за супругой. – Ладно, сейчас найду номер в записной книжке…
– Чтобы завтра же все перенес в телефон! – приказала ему Рита, скрываясь за дверью детской.
– Хорошо, хорошо, господи, разве можно быть такой занудой, – пробурчал Володя, хлопая дверью спальни.
На некоторое время я осталась одна – прижала к лицу Степочкину кепку, вдохнула всей грудью родной запах… Снова чуть не разревелась, но побоялась испачкать косметикой любимый головной убор сына.
Наконец Володя вернулся за стол:
– Знаешь, Люба, Степе страшно повезло – его отправили в новые «Кресты», а не на Арсенальную набережную.
– Да? А чем хороши новые «Кресты»? – с недоверием спросила я.
– Сама подумай – они же новые, – невнятно сказал Володя, жуя бутерброд. – Совсем свежие, их только что построили. Там траволаторы, лифты, церковь, музей, спортзал и госпиталь… Я попросил, нашего парня в отличную камеру перевели.
– Отличную? – обрадовалась я.
Володя кивнул и выпил рюмку наливки.
Меня сразу отпустило. Я всегда свято верила в то, что по знакомству в нашей стране можно организовать практически все: ускоренное оформление документов, операцию вне очереди. А теперь, оказывается, построили такую специальную тюрьму с траволаторами и особыми комфортабельными камерами для тех, кто имеет среди своих знакомых полицейских! Вот это правильно.
На всякий случай я полюбопытствовала:
– А моему малышу дадут свежее постельное белье? И передай персоналу, что полотенца должны быть обязательно накрахмаленные, Степочка любит, когда они хрустят.
Майор перестал жевать и уставился на меня, словно во время охоты вместо ожидаемого лося увидел в лесу инопланетную тарелку, мигающую разноцветными огоньками.
Потом оглянулся на дверь.
Потом снова посмотрел на меня.
– Разумеется, Люба. Разумеется, ему дадут накрахмаленные полотенца, чтобы хрустели как следует, – сказал он после паузы.
– Да, и скажи им, Володенька, пусть его покормят питательным завтраком, – продолжала я наставления. – Степочка привык сытно кушать по утрам.
– Конечно, – кивнул майор с непонятным выражением, – получит свежевыжатый апельсиновый сок на завтрак.
– Нет-нет, Володенька, неужели ты не знаешь, что апельсиновый Степочка не любит! – поправила его я. Вот недотепа! А еще майор! – Ты разве не помнишь, что в детстве у него от цитрусовых был диатез? Лучше пусть ему морковный отожмут, он полезнее.
– Ага, я прослежу. – Майор хмурил густые брови, вертя в руках пустую рюмку. – Прослежу, Люба, чтобы ничего другого не отжали – только морковный сок.
Что ж, наконец хоть как-то все устроилось. Теперь я могла лечь спать, зная, что мой зайчонок сейчас укладывается на чистенькое бельишко, а с утра его накормят вкусным витаминным завтраком.
Вернувшись домой, в свою уютную квартиру №27 с видом на спящую Купчинскую улицу, я бережно положила Степочкину кепку с якорем на комод, рядом с нашей фотографией из Турции – оттуда он и привез этот забавный капитанский аксессуар, который, надо признать, ему невероятно шел. Невольно бросила взгляд на снимок. Мы стояли, обнявшись, в анталийском порту, на фоне островерхих яхт, смеялись – загорелые, счастливые…
«Потерпи, мой малыш», – думала я перед сном, смачивая волосы в пиве и накручивая их на бигуди. «Мамусик тебя спасет».
Глава 6
Андрюшины родители – известные этнографы. Типичные ученые. Такие, знаете, деятели не от мира сего.
Папа рассеянный, вечно на все натыкается, постоянно в своих мыслях. Говоришь с ним, предположим, о ценах на овощи, а он вдруг начинает рассказывать про древних индейцев, которые поклонялись картофелю и считали его одушевлённым существом, процитирует какого-то Сьеса де Леона на испанском языке, да еще и спляшет для примера шаманский танец Солнца. А я всего-то сказала, что картошка подорожала.
Андрюшина мама тоже хороша. По-моему, я ни разу не видела ее с нормальной прической. Волосы у нее вьются мелким бесом, так она их закручивает в небрежную кичку при помощи первого попавшегося под руку карандаша. Ходит постоянно в каких-то балахонах, не красится. Зато книжку из рук не выпускает. Берет ее с собой в гости и, кажется, даже в ванную. Бутерброды с колбасой – ее кулинарный Олимп. Эту женщину разговорами про подорожавшую картошку тоже не заинтересуешь.
Сами теперь понимаете, почему Андрюша все детство провел у меня на кухне. А когда его родители радостно уезжали в многомесячные этнографические экспедиции, он и вовсе оставался у нас жить. Спал в одной комнате со Степочкой.