Манадзуру
Шрифт:
Прошёл месяц, потом второй, а Сэйдзи так и не позвонил.
Наступил Новый год.
— Вот ещё на один год постарела, по кадзоэ [20] , - посетовала мама. — В следующем году уже семьдесят.
— Кадзоэ — это когда за раз два года прибавляются? — с недоумением спросила Момо.
— Дело в том, что с наступлением нового года к обычному возрасту человека прибавляется еще один год.
— Не очень понятно, — засмеялась Момо. — Зачем люди в старину нарочно прибавляли себе лишний год?
20
Система,
— Так значит, я уже человек из старины? — рассмеялась мама. — Люди в старину почитали долголетие, оттого, наверное, и хотели, чтобы их возраст набирал все новые и новые года, — добавила мама.
— А-а, — покорно кивнула Момо.
Занятая мыслями о Сэйдзи, я, однако, тоже не смогла удержаться, чтобы не рассмеяться, мне показалось смешным, что можно так беззаботно болтать о всякой всячине.
То и дело хватая кусочки из приготовленного вместе с мамой о-сэчи, мы сварили дзони.
— В нашем о-сэчи нет ни окуня, ни креветок, — разочарованно пробурчала Момо.
— Да это только все повторяют: окунь, креветки! А на самом деле они не такие уж вкусные, — отозвалась мама.
— Ну не знаю. В магазине о-сэчи всегда продается с креветками. И окуня туда целиком кладут.
Мне вспомнился дзони [21] , который стряпали на родине Рэя. На первый Новый год после свадьбы я сварила дзони так, как его делали в семье мужа. Второго числа я приготовила тот же суп, но теперь на токийский манер: в прозрачный бульон даси, основу которого дала мне мама, покрошила нарубленную пекинскую капусту и курятину и, добавив жареное моти [22] , приправила петрушкой.
21
Новогоднее кушанье из риса с овощами.
22
Рисовая лепешка.
На родине Рэя моти для дзони не жарили, а бульон для супа варили на морской капусте и растворяли в нем белую пасту мисо. Яркие пятна редьки и морковки добавляли этому непривычному для меня кушанью особое очарование.
— В январе так хорошо дышится… — заметил Рэй, растягиваясь на татами. После выпитого сакэ его лицо приобрело сливовый оттенок.
— Вот что значит — выпить днём, — пробормотал он и тут же захрапел.
Интересно, Сэйдзи сейчас тоже в кругу семьи? От этой мысли опять закололо под ложечкой. Я никогда не ревновала Сэйдзи к жене и детям. Должно быть оттого, что «семья» для меня была слишком расплывчатым понятием. Та семья, в которой я родилась, была создана не мной. Семья, которую я построила сама, разрушилась безо всякого труда. Ни разу в жизни мне не довелось ощутить всем своим телом то, чем на самом деле являлась семья.
Сейчас я чувствовала ревность. Я ревновала не к тому, что эти люди составляют с Сэйдзи одну семью, а к тому, что
Он есть, но его нет.
Раскрыв ноутбук, я начала набирать буквы. «Роман», — посоветовал мне как-то Сэйдзи. Уже прошли новогодние праздники, а он так и не позвонил. Откуда-то из далёкой памяти всплыл эпизод из повести, написанной мною давным-давно, про женщину, которая посадила цветочные луковицы. То были луковицы крокусов; она закопала их в уголке сада, но так и не дождавшись, когда на проклюнувшихся ростках распустятся цветы, ушла из дома.
Придумала ли я бегущую из дома женщину, потому что так случилось и с Рэем? Историю мужа я полностью перенесла на бумагу, сама не замечая того, что заставляю женщину из своего рассказа поступать так же, как Рэй.
— Да-а, ведь она так и не нашла счастья, — сказал Сэйдзи, прочитав повесть. Тогда я работала не с ним, поэтому его мнение я услышала уже после того, как книга вышла из печати. Я даже не сказала Сэйдзи, что пишу повесть. Но он нашел её сам и, ничего не сказав мне, прочитал.
— Кто? — не поняла я.
— Женщина, которая ушла из дома.
Я точно помнила, что не писала в рассказе, что потом случилось с той женщиной. Я только тщательнейшим образом прописала сцену, как покинутый мужчина смотрит застывшим взглядом в густую желтизну цветущей семейки крокусов.
— От строк не исходит ощущение счастья в этой твоей повести.
— А разве можно вот так просто уйти и стать счастливым?! — помнится, ответила тогда я. Сэйдзи усмехнулся. Но в следующий миг на его лице промелькнула тень печали.
«Его нет, но он есть».
Поменяв слова местами, напечатала я на следующей строке. Писать — сложное занятие. Сознание настолько прочно захвачено окружающей реальностью, что сил, которые обратили бы всю мощь воображения на мир несуществующего, просто не остаётся.
Есть Рэй, которого нет. И нет Сэйдзи, который есть. Я занервничала. Охваченная беспокойством, я чувствовала только отчаянное желание просто увидеть его.
Неужели я так сильно привязалась к Сэйдзи? Эта мысль поразила меня. Но с другой стороны, моя привязанность вполне естественна, ведь Сэйдзи существует. Его не станет, и привязанность тут же потеряет конечную цель своего потока.
«Стоит только бросить вниз…» — вспомнились слова женщины. Пожалуй, и мне надо сделать точно также.
Это был голос Сэйдзи. Раздался он не из телефонной трубки. В конторе, куда я отправилась по работе, Сэйдзи не работал. Уладив дела, я села в лифт и вдруг услышала его голос.
— Это надо отметить, — произнес голос. Я подняла глаза — передо мной стоял ладного телосложения мужчина с гладкой и чистой кожей, ничуть не напоминающий Сэйдзи.
— Что-то не так?
По пути до первого этажа все кроме нас вышли. Я сверлила мужчину пристальным взглядом.
— Голос… — прошептала я.