Манадзуру
Шрифт:
— Посли вместе, а? — подняв ко мне лицо, попросила она несчастным голоском.
— Хочешь со мной бежать? Нет, давай сама. Ты же у меня большая, правда?
Глаза Момо тут же наполнились слезами. Раскачивающейся походкой к нам подошел Рэй. Наклонившись, он заглянул ей в лицо и рассмеялся.
— Э-эх, — крякнул он и водрузил Момо к себе на плечи. Прозвучал гонг, и Рэй зашагал по беговой дорожке среди сиротливо семенящих ребятишек. Момо с серьезной физиономией восседала на муже. Крепко зацепившись ногами за покачивающиеся вверх-вниз
— Посмотрите-ка, у нас тут и папа, — раздался голос из рупора. Это директор садика комментировал происходящее на площадке.
— Друзья, поднажмите. Все, все — давайте, давайте, — ласково подбадривал голос.
Малыши бежали по дорожке. Оставив идущего Рэя, далеко позади, они один за другим пересекли финишную черту. Он же, так и неся Момо на плечах, продолжал невозмутимо шагать вперед.
«Не забирай у меня Момо», — пронеслось в голове. Или, может быть, я подумала: «Не забирай у меня Рэя»?
От одной мысли, что нас троих могут разлучить, в груди бешено заколотилось сердце. Тело покрыл липкий пот. Невыносимо палило солнце. Момо бросилась ко мне. Она уже слезла с плеч отца на финише.
— Мамоська! — закричала она.
— Кэй, что с тобой? — подбежал Рэй. Вдруг я почувствовала, что мое тело рассыпается на мелкие кусочки. Я повалилась на покрывало и закрыла глаза.
— Всё-таки ты слабая, — проговорила женщина.
— Правда? Я слабая? — переспросила я.
Я всё еще была в Манадзуру. Тело истончилось, пейзаж перед глазами менялся с бешеной быстротой, не вызывало сомнений лишь то, что я в Манадзуру.
— А ведь ты можешь жить.
Да? Действительно ли я жила всё это время?
— Ну, по крайней мере, ты не умерла. Для нас это роскошь.
«Роскошь, — мысли вяло плавали в голове. — Значит, Рэй действительно умер».
— Пока не вспомнишь всё до конца, ты не сможешь встретиться с ним, с тем мужчиной.
— Что? — встрепенулась я. — Он жив?
— Ты должна вспомнить, — только промолвила она и исчезла. Всегда, всегда, она исчезает в самый ответственный момент.
Превозмогая усталость во всем теле, я побрела дальше. Я шла к берегу, шла очень долго. Вдоль дороги теснились съестные лавки, они по случаю праздничного гулянья развернули торговлю до самой ночи. Фонари на лавках излучали мигающее свечение.
Там был мужчина. Он прильнул к женщине. Там, на морском берегу, во тьме. Женщина сжимала его горло. Мужчина не сопротивлялся.
— Эй, — проговорила женщина. — Больно? Тебе больно?
— Больно, — ответил мужчина. Это был голос Рэя. Его спрашивал мой собственный голос.
Когда же я убила Рэя?
Женщина и мужчина тут же исчезли в темноте. Вместо них появился младенец. Его родила я. Нет, не родила. Рэй излившись в меня, зачал нашего ребенка. Но сразу после этого он ушёл, и я сделала аборт.
Сначала я не
Рэй пропал, когда на дворе стояли последние жаркие дни. Ещё трещали поздние цикады, а каждую ночь под утро лоб Момо становился мокрым от пота. На соревнования мы ходили в самом начале сентября, в середине того же месяца исчез Рэй. Он ушел, так и не узнав о моей беременности.
Этот ребенок не появился на свет, но сейчас я отчетливо видела, как он ползет по берегу. Линией волос надо лбом он сильно походил на Рэя, я услышала полный сил и энергии плач. Копошащийся на земле малыш издавал крик, который мог бы заглушить даже истошную трескотню цикад на исходе лета.
— Там нет этого ребенка, — попыталась сказать я, как женщина. Однако младенец не исчез. Мой голос напоминал голос женщины. В голове звучал её голос. Выходя наружу, он превращался в мой собственный.
— Я не убивала Рэя! — выдавила я из себя в темноту, словно лопнула натянутая струна.
Вдруг я опять оказалась на площадке у бассейна в гостинице. Висящий под потолком вентилятор в колониальном стиле медленно перемешивал тепловатый воздух.
Я сидела в поезде, уже готовом к отбытию, прислонившись щекой к оконному стеклу. Лето было в самом разгаре, но мне вдруг подумалось, что уже через полтора месяца повеет осенний ветерок, и насекомые запоют совсем другую песню. Визгливые цикады утихнут, а вместо них воздух наполнится печальным звоном осенних букашек.
— Манадзуру, — произнесла я вслух.
Поезд заскользил вдоль платформы. Сидя со стороны моря, я взглядом провожала уплывающий вдаль пейзаж. Ряды домов оборвались, а заросли деревьев на глазах становились все гуще и гуще. Спустя некоторое время поезд нырнул в тоннель.
Когда тоннель кончился, за окном Манадзуру уже не было. Бушевали волны. По шоссе вдоль самой кромки моря друг за другом ехали два автомобиля. Казалось, волны вот-вот захлестнут их вместе с крышей, но этого не происходило. Поезд мчался прочь от Манадзуру, унося меня всё дальше от его призрачных пейзажей. Там машины непременно бы смыло волной и затянуло на морское дно.
«Манадзуру», — произнесла я, а потом продолжила: «Токио». В этом поезде я могла, словно в капсуле, переместиться из одного пункта в другой. Капсула переносила меня из царства призраков в реальность и вновь обратно — из земного мира в мир потусторонний.
Я вспомнила про Сэйдзи.
«В Токио есть Сэйдзи. Как приеду, сразу с вокзала позвоню ему. Может, удастся встретиться хоть на чуть-чуть», — думала я. Субстанция, которую исторгло тело Рэя, там, в видении на берегу, всё еще колыхалась у меня внутри. Пальцы еще помнили, как они сдавливали его шею. Но и это ощущение становилось всё слабее и слабее. «Как доеду до Кодзу, наверное, совсем пройдет», — размышляла я.