Манадзуру
Шрифт:
— Может, я потерял надежду.
— Надежду? — у меня заныло под ложечкой. Слова «надежда» и «люблю» равно причиняли мне боль.
— Давай выйдем отсюда. Здесь очень жарко. Пройдемся по ветерку, — цепляясь за соломинку, попросила я. Сэйдзи опустил глаза и раскрыл блокнот. Я невольно залюбовалась жестким профилем его лица.
— Сэйдзи, — обвив его руками, выдохнула я и, спрятав лицо у него на груди, пробормотала. — Не хочу. Не хочу оставаться
— Я никогда вас не оставлял одну, — промолвил Сэйдзи и жестом остановил такси. «Не оставлял одну» — его последние слова потонули в шуме тормозящего такси.
— На Токийский вокзал, — попросил Сэйдзи.
— Послушай, давай поедем не на вокзал, а куда-нибудь в теплое место, — прошептала я ему на ухо.
— Тебе же только что было жарко?
Я ошарашено взглянула на него. Он смотрел на меня. Его лицо было мертвенно бледным.
— Это пощечина, зачем ты так со мной? — с немой укоризной взглянула я на Сэйдзи.
— Потому что я в отчаянии, — ответил он взглядом. — Ты никогда не забудешь мужа, — ясно прочла я в его распахнутых глазах. Такси резко затормозило, и меня качнуло на Сэйдзи. Я торопливо выпрямилась. Во мне вспыхнул гнев. С какой стати я должна терпеть это неожиданное оскорбление? Словно звериная реакция на атаку, во мне мигом забурлил бешеный гнев.
Но гнев тут же стих.
— Сэйдзи, — вымолвила я, — не исчезай.
— Ты ужасный человек, — тихо проронил он.
— Почему? — спросила я. Тело еще сотрясала дрожь как отдача после вспышки гнева.
— Ты ничему не веришь.
Карминный кирпич вокзального здания тускло тонул в лучах заходящего солнца.
— Сэйдзи, — снова позвала я. Он вынул из кошелька мелочь и, получив квитанцию, спокойно вышел из машины.
— Не хочу, — прошептала я, глядя в спину шагающего в сторону вокзала Сэйдзи.
— Простите, пожалуйста, — окликнул меня шофер. — Вы поедете дальше?
Громыхнув, мимо пронесся огромный грузовик. Пробравшись за воротник, вниз по телу пополз холод. Сэйдзи становился все дальше и дальше.
— Не хочу, — опять прошептала я.
Очнувшись, я обнаружила, что обрываю лепестки.
Выйдя из такси, я двинулась через дорогу на другую сторону. Засигналила темно-синяя машина. Подняв глаза на водительское место, я увидела там мужчину, который, скривив губы, сверлил меня взглядом.
Наши взгляды встретились, и его физиономия тут же потеряла напряжение, приняв бесстрастный вид.
«Надо же, как заметно», — поразилась я. От меня не ускользнуло ни единое движение каждой черточки его лица. Мужчина с силой сжал руль и умчался прочь. Всё произошло в один миг, но он показался мне невероятно долгим.
Оказавшись перед цветочным магазином на другой стороне
Я помнила всё до того момента, как положила сдачу в кошелек.
Потом время сделало скачок, и вот я уже сидела на скамейке. Одиноко стоящая в центре высотного сооружения, моя скамейка была окружена высокой порослью деревьев. Отбрасывая тени, деревья делали окрестный мрак еще гуще.
Близилась ночь, и вокруг не было ни души. В светлое время дня здесь, должно быть, собираются, захватив с собой обед, девушки-служащие и, ловко орудуя, кто вилками, кто палочками, болтают без умолку. Но сейчас здесь стояла полная тишина, ни малейшего ветерка.
Было приятно наблюдать, как белые лепестки летят в ночной темноте. Медленно падая, лепестки ложились на землю. Отрываю один, за ним еще один.
На одном стебле росло сразу несколько цветков, поэтому мои пальцы не останавливались.
Постепенно на земле под ногами образовалась маленькая белая кучка.
— Тебе его не жалко? — вспомнился мне собственный голос, строго журящий двухгодовалую малышку Момо.
— Цветочку больно, когда ты его щиплешь, — пристыдила я Момо, когда та, сорвав на лугу желтый цветок, принялась без задней мысли обрывать ему лепестки.
— И белому цветочку больно, и желтому цветочку больно, — мысленно попробовала я сказать сама себе. Стало противно. Оттого, как фальшиво прозвучал мой голос. Да и от самой фразы.
Я же не знаю, как больно цветку. И никогда не знала. Наверное, я не имела права делать дочери замечание. Но Момо все же послушалась и перестала теребить цветок.
— Когда рвёсь лепестки, ему больно, да? — повторила она за мной и лучезарно улыбнулась.
Мы поднялись и зашагали с луга прочь. Сорванный цветок Момо выбросила. Я сделала вид, что не заметила этого, и мы шли до самого дома, дружно взявшись за руки.
Когда я вернулась домой, Момо и мама вели себя как ни в чем не бывало.
— Я дома, — крикнула я с порога.
— Привет, — в голос откликнулись обе. Зайдя в гостиную, я ощутила странное чувство. Белое пространство стены было чем-то залеплено.
— Рэй! — невольно воскликнула я.
На кнопках висело несколько старых фотографий.
— Я тут убиралась, и обнаружила целую кучу, — пояснила мама, едва заметно отводя глаза.
— А я прикрепила, — присовокупила к словам мамы Момо.