Манаус
Шрифт:
В течение трех дней и ночей они гребли не останавливаясь, все время вверх по течению, по совершенно незнакомой реке, а вокруг простирались джунгли, где не видно было ни одной живой души и только в ветвях скакали обезьяны, и крикливые попугаи перелетали с одного дерева на другое.
Гребли не останавливаясь. Пока одни спали на дне пироги, другие работали веслами. И даже в самые глухие ночи, когда ни луны, ни звезд не было видно за облаками, глаза индейца различали и камни, и водовороты, и затопленные стволы деревьев, едва поднимающиеся над водой.
День ото дня, по мере того, как они поднимались все выше и выше по течению, русло реки начало
Разбили лагерь на небольшом песчаном пляже и, не разводя огня, доели оставшиеся съестные припасы, а потом легли спать, прямо на светлом речном песке и сразу же провалились в глубокий сон, не заботясь даже о том, чтобы выставить часового.
Аркимедес проснулся, как только забрезжил рассвет. Лежа на спине, он смотрел на небо, окрасившееся в красные тона и на небольшое белое облачко, скользящее по небосклону, на высокие деревья, поднимающиеся у него над головой, слушал легкий шум реки и голоса попугаев, возобновивших свой бесконечный спор и перелетавших с ветки на ветку. И он почувствовал себя счастливым, ему показалось, что наконец-то, наверное, в первый раз открыл для себя сельву – это бескрайнее зеленое пространство, что до этого момента представлялась ему в виде огромной тюрьмы: бесконечное количество высоких прутьев в гигантской решетке, окружившей его со всех сторон и за которой он был заперт. Но сейчас все выглядело по-другому: у неба появился цвет, и он был другим, не таким, как раньше; зелень листвы стала более насыщенной и яркой; звуки сделались чище и звонче.
Он приподнялся и взглянул на Говарда, тот лежал рядом и тоже не спал, и вполне возможно думал о том же. Клаудия спала. А Рамиро нигде не было видно, пока он не разглядел фигуру индейца, сидящего на корточках у небольшой заводи с опущенными в воду руками. Сидел он совершенно неподвижно, так что более напоминал камень среди других камней, чем живого человека. Он наблюдал за ним, не осмеливаясь позвать, восхищаясь выдержкой индейца, который мог не шевелиться столько времени, пока вдруг не вскинул руки с зажатой в них толстой рыбой и кинул ее на берег, далеко от воды. Потом вскочил на ноги, подбежал к ней и убил, сломав хребет, и бросил к другим, что уже лежали без движения на песке. Аркимедес подошел к нему и, пока умывался в реке, сказал:
– Не понимаю, как это у тебя получается не шевелиться столько времени, стоять подобно изваянию.
– А Рамиро это понимает, потому что научился ловить рыбу так, когда был еще мальчишкой. Ты тоже научишься, если есть захочешь.
Когда «Гринго» и Клаудия поднялись, индеец принялся собирать сухие сучья, чтобы развести огонь и зажарить рыбу. Американец вначале забеспокоился, что дым может привлечь к ним внимание, но индеец успокоил его:
– Рамиро сложит такой костер, дым от которого нельзя будет увидеть. Никто никогда не сможет обнаружить Рамиро по дыму от его огня.
Он принялся жарить рыбу, и пока рыба висела над пламенем, размахивал в воздухе сломанными ветками с листьями так, что дым рассеивался, растворялся в воздухе и не поднимался к верхушкам деревьев. Но вскоре он все равно погасил огонь и закончил приготовление рыбы уже над углями.
Пока они ели, Говард мимоходом заметил:
– Со щепоткой соли это было бы просто отменное блюдо.
После этих слов
– Рамиро считает, что нам все равно нужно найти соль, – сказал индеец. – Здесь, в джунглях, без соли белый человек слабеет и заболевает.
Закончив завтракать, они двинулись дальше вверх по течению, все время толкая пирогу перед собой, до тех пор, пока река не превратилась в ручеек, который, в конце концов, исчез в траве и сельва сомкнулась вокруг них.
Лодку спрятали в надежном месте, она выручала их в течение многих дней, но сейчас могла выдать, указав преследователям место, до которого они дошли. Забрав с собой то нехитрое имущество, что осталось в их распоряжении, они пошли через джунгли, прорубаясь сквозь заросли, следуя за индейцем, который искал какой-нибудь водный путь, что помог бы им добраться до реки Марие.
Восемь дней шли они через лес, не встречая на своем пути каких-нибудь трудных и опасных препятствий. Изредка им попадались тропинки, проложенные либо зверями, либо ведущие к какой-нибудь индейской деревне, еще реже встречались каучуковые деревья с запекшимися шрамами на коре, указывающее на то, что сборщики каучука проходили здесь очень и очень давно. Потом незаметно заросли стали более густыми и трудно проходимыми, и всякие следы человеческой активности исчезли совсем, и чем дальше они уходили на юг, тем сложнее им стало прокладывать путь через лес.
Почва сделалась влажной и болотистой, деревья достигали неимоверной высоты и в течение пяти дней они не могли видеть ни кусочка неба сквозь непроницаемый полог из листьев и ветвей, а внизу царил густой, туманный сумрак, в котором контуры окружающих предметов словно бы растворялись, и все это действовало на людей самым угнетающим образом, и даже индеец немного растерялся, а однажды им показалось, что они и вовсе заблудились, и это по настоящему было страшно.
Как-то утром Рамиро встал раньше обычного, когда еще было темно, и с помощью шипов, какими он пользовался на плантации, и с которыми ни за что не хотел расставаться, как бы тяжелы и неудобны они не были, обвязавшись толстой лианой, полез на самое высокое дерево. Верхние ветви этого гиганта простирались над вершинами окружающих деревьев. Он карабкался вверх все выше и выше, пока его крошечная фигурка не скрылась среди ветвей и там, на самом верху, на высоте в сорок метров, раскачиваясь на ветвях над этой пропастью, в компании обезьян арагуатос, терпеливо дожидался восхода, чтобы сориентироваться по солнцу. Оттуда, с вершины этого гигантского дерева, он увидел бесконечное зеленое море из вершин миллионов, похожих друг на друга, деревьев, что, повторяя изгибы местности, волнами расходились в разные стороны.
Наконец показалось солнце, и он с удовлетворением отметил, что взошло оно чуть в стороне от того места, где и предполагал, а это означало, что хоть они и свернули немного на юго-восток, но, в общем и целом, шли в верном направлении.
Внизу его ожидали взволнованные товарищи, но женщина продолжала оставаться молчаливой и безразличной ко всему, казалось, ей было совершенно неинтересно в каком направлении они пойдут, лишь бы не оставаться на месте, а двигаться вперед. Спустившись на землю, индеец сделал зарубку на стволе дерева и, указав направление, лаконично объяснил: